Шаманы крови и костей
Шрифт:
Послышалась возня, грохот перевернутого табурета, в дверном проеме показалась сонная Миэ. Она зевнула, осматривая обоих, точно не могла вспомнить, что за люди перед ней.
– Чего вас принесло в такую-то рань?
– недовольно проворчала она.
– Дайте зад хоть отлежать на мягком, а то у меня уж там мозоль скоро будет, задеревенеет чего доброго - кому я такая нужна буду?
– Я к тебе с румийцем - зад может обождать, - рявкнул Арэн, и втолкнул Раша в комнату.
Удар был таким сильным, что карманник не устоял на ногах и, сделав несколько широких шагов, упал к ногам Миэ. Таремка попятилась.
– Ошалел ты что ли?!
– прикрикнула она на дисирийца.
–
Раш поднялся на ноги, избегая смотреть на всех трех девушек в комнате. Услыхав про ремийца, северянка Бьёри пискнула и вцепилась Арэну в руку; карманнику показалось, что она то и дело осеняет себя охранными знаками.
– Этот вот румиец и есть, - сказал Арэн.
Карманник слышал, как дасириец сплюнул. Его зазноба снова пискнула, пробуждая в Раше гадливость. И что только Арэн в ней нашел? Ладно бы красавица, а так мало что здоровая, точно лошадь молодая, так еще и постоянно то ноет, то слезами пол мочит.
– Я Раша только вижу,- непонимающе произнесла таремка.
– Так о нем и речь идет, - подтвердил Арэн.
Раш видел, как рука дасирийца дернулась в его сторону, но в этот раз карманник не дал себя поймать. Отклонился в сторону, обошел раскрытый сундук с женской поклажей, и остановился в углу комнаты. Если Арэну есть охота почесать кулаки, так пусть попробует его достать сперва. Из угла выходов мало, да только и подойти к тому, кто там оборонятся, задача не из легких. А насколько Раш помнил все уловки дасирийца, победа тому достанется нелегко. Но это если ни Миэ, ни Хани не встанут на его сторону. И если в таремке Раш сомневался - угадать наперед, что сделает Миэ всегда было занятием бесполезным - то северянку сразу записал дасирийцу в помощники. С одного боку - она северянка, ненависть к румийцам в ее крови течет, этого не переделать, а с другого - она не простит обмана. У нее больше, чем у остальных есть право ненавидеть его и желать смерти. Раш бы, поменяйся они местами, удовлетворил свою злость только кровью.
Карманник коротко осмотрелся, пользуясь замешательством остальных. Миэ молчит и сосредоточено обкусывает ногти, дасириец хмур, как грозовое облако, его девчонка заливается слезами и дрожит, чуть стены ходуном не ходят, а Хани смотрит - молча, безжизненно, словно ослепла. Раш прогнал желание подойти к ней и сказать что-то, чтобы она поняла. Но что сказать - не знал. Да и не нужны северянке его речи, он помнил упрямство Хани так же хорошо, как ожоги на своем теле.
– Ты бы голову-то остудил сперва, - угрюмо сказала Миэ дасирийцу, и посмотрела в сторону Раша.
– А ты говори, отчего наш Арэн на тебя взъелся, а то его словам с таким-то перегаром - грош цена.
– Слышала же сама, или тебе кровью где намалевать, что я - румиец?
– огрызнулся карманник.
– Или ты взаправду думала, что я из пены морской вышел?
– Я думала, что ты языком чесать горазд, а если о чем говорить не хочешь, так на то твоя воля, не на допросе мы, чтоб под пытками признания вытаскивать. Д и не похож ты на румийца, - добавила она с сомнением, окидывая его с ног да головы придирчивым взглядом.
– Мне бы тоже было занятно про то послушать, - влез Арэн, довольно грубо отцепив от себя Бьёри, и велев ей больше не лить слез. Северянка мигом успокоилась, но из-за спины дасирийца не вышла.
– Врет он, - тихо сказала Хани.
– Незнамо зачем, но врет. Черные маги все кривые и болезнями покоробленные, а он...
"Даже
– Я - румиец, - повторил настойчиво.
– Доказать никак не могу, так что придется верить на слово.
– На последние его слова Арэн оскалился, словно натасканная собака, и даже поддался вперед, но Миэ остановила его, пригрозив применить чародейство, если станет распускать руки. Дасириец, нехотя, отступил.
– А ты - говори, как есть, и чтоб в этот раз без вранья, а то испепелю, а прах подкину в отхожее место, чтоб тебе и в мертвом царстве гадко было.
– А что говорить? Не ваша печаль, отчего да как, сказал, что румиец - так либо верьте, либо нет. Мне резона нет с таким шутки шутить, сама понимаешь. Шкура хороша, когда она цела, а тот, кто себя румийцем называет, не долго будет землю топтать.
– А если я скажу, что принцесса заморская - всем, стало быть, мне в ноги падать и поклоны отбивать?
– Миэ умела поддеть за живое, но теперь от ее слов карманнику сделалось смешно. Охочих разделить его веселье не нашлось.
– Если ты бросил живот надрывать, так отвечай, о чем спрашиваю, - напомнила таремка.
– Та девчонка, что с нами накануне еду делила за одним столом, - снова встрял Арэн.
– Я их разговор случайно услыхал. Сестра она ему. И, видать, у этих... принято, чтоб брат с сестрой сношались, так я из разговора того понял.
– И что?
– Раш пожал плечами.
– Я по Серединным землям уже лет пять брожу, всякого насмотрелся. Если охота есть - так отчего бы и нет? У моего народа так принято, а еще от таких связей детей рожают, чтоб потомство вывести хорошее. Если Шараяна близким родичам дает ладное лицо и тело, значит нужно, чтоб они спарились, и родили детей.
– От такого богомерзкие уроды рождаются!
– взвизгнула Бьёри. То ли негодование придавало ей храбрости, то ли она только теперь почуяла защиту дасирийца.
– Это против воли богов, такое дитя будет сразу с темной отметиной, и его надобно умертвить, пока Шараяна через него не стала свои злодейства творить.
– Так мы все шараяновы дети и есть, - бросил Раш, - делаем так, как она велит, с того и живем. И если вам, от первых шаймеров рожденных, ласка всех богов досталась, и только одна темная Шараяна им наперекор, так у моего народа наоборот все. И мы стали такими, потому что до почечных колик каждый день мечтали о том, как воротимся в родные земли, сильными и такими же, как вы.
Раш никогда прежде не чувствовал в себе такой тяги отстаивать свой народ. Должно быть, всему виной стали воспоминания о матери - красавице-румийке, которая была рождена только для того, чтоб год за годом рожать детей, "материал", который лелеяли и берегли, словно зеницу ока. Его и Фархи с детства клали в одну постель. Когда ему исполнилось десять, сестра впервые рассказал о том, что следует делать с отростком между ног и почему он становится большим, как только она голая пройдется по комнате, или потрется об него грудью. Раш никогда не видел в том предосудительного. Он вырос с мыслями о том, что всякий мужчина и всякая женщина, если Шараяна дала им здоровое тело, должны ложиться в постель и заводить детей. Только после побега, когда добрался до Серединных земель, Раш понял, что все остальные жители Эхзершата, видят в том грех. Он потихоньку посмотрел на Хани, вспоминая, что и она тоже рождена от крови брата и сестры. И вдруг подумал, что у них с северянкой общего столько, что впору брататься.