Шаманы крови и костей

Субботина Айя

С той ночи Шиалистан потерял сон.

Через день умер лекарь, в тот же день - один из сыновей советника. Дальше - его вдова, прислуга, рабы... Холодными ночами, когда регент мучился бессонницей, он слышал отдаленные звуки кашля. Казалось, заболел сам замок.

Поветрие расползалось стремительно, а страх все больше сжирал регента. Каждый новый рассвет приносил дурные вести и новых мертвецов. Шиалистан почти не удивился, когда стало известно, что хворь расползлась за пределы замка. Советники говорили, что болезнь разнесли крысы и птицы. Или люди, добавляли их молчаливые взгляды. Все знали, что рабы бегут из дворца, и даже страх казни не может их остановить. Когда к Гартису отошла личная прислужница Шиалистана, регент забился в угол своей спальни и не впускал

к себе никого, кроме Черной девы. Однако же, даже ее присутствие не успокаивало. Что проку от меча рхельки если противник их многорук и многоног, и во сто крат глазастее. И нет у него тела, которое можно распороть клинком.

– Кто умер сегодня?
– спросил регент, нехотя вставая с насиженного места.

– Многие, - пожала плечами Черная дева.

– Ты не носишь амулетов и оберегов - отчего?
– Шиалистан ткнул пальцем на ее шею. И, не дав шанса ответить, сказал: - Ну да, ты ведь у нас ищешь смерти, и ничего не боишься. Ручаюсь, поветрие тебя не возьмет. Так всегда случается, что гартисовы прихвостни не трогают тех, кто больше всего в мертвое царство торопится.

– Господин, в замке хаос, - Живии будто не слышала его последних слов.
– Нужно уходить.

Рхелька кивнула в сторону двери. Двухметровые створки были небрежно оставлены открытыми. Теперь в императорской обители почти не осталось рабов, чтоб присматривать за порядком. Впрочем, не осталось почти никого. Кто мог - уносил ноги, бежал, как краса с тонущего судна. Советники, которых раньше было не вытолкать и взашей, расползлись по щелям, будто тараканы. Из тех, кто еще готов была сдерживать порядок в империи, остался только смотритель казны, новоназначенный Первый страж замка и несколько мелких людишек, которые и в спокойные времена были бесполезны. Впрочем, смотрителя казны держала в замке вовсе не забота о народе. Он, как и многие, был не прочь нагреть руки на беспорядках. Золото текло из казны в карманы его родичей, словно драгоценная речушка. Первый страж, уже седой, но еще крепкий дасирийский военачальник второй руки, большую часть времени занимался тем, что выискивал беглецов и убивал их с особой жестокостью. Иногда, это случалось прямо в стенах замка - несколько раз Шиалистан натыкался на плохо затертые пятна крови на полу, а сегодня, совсем недалеко от его спальни, никто не удосужился прибрать разрубленное надвое тело какой-то иджальской рабыни.

– Пока еще не поздно, господин, - говорила Живии.
– Пока еще я могу защитить вас...

Регент отшатнулся от нее. Что? Неужели, недуг все-таки одолел Черную деву? Несмотря на то, что больных поветрием в замке осталось больше, чем здоровых, Шиалистан больше всего боялся, что болезнь сожрет Живии. Кто же тогда станет защищать его? Кто, кроме Черной девы, с готовностью положит за него голову, если случится нужда?

– Я не больна, господин, - ответила рхелька, угадав его мысли.
– Но хворь может взять меня в любой момент.

– Как и меня.
– Шиалистан хотел бы сказать эти слова спокойнее, но голос сорвался и, чтобы скрыть позор, регент отвернулся.

– Еще можно уйти, - словно заговоренная твердила она.
– С Иштаром все кончено, господин мой. Дасирийская империя скоро ляжет в руинах, как ей давно пророчили. Божья кара настигла это гнилое государство, но вам нет нужды принимать на себя его грехи. Пусть исходят предсмертными криками как те, кого их мечи раньше срока отправили в мертвое царство. Ваш дядя, наш мудрый царь Ракел, обязательно приютит вас, даже если для всех остальных беглецов земли Рхеля будут перегорожены непроходимым заслоном.

Говорила она с жаром, слово за словом выплевывая из себя злость и ненависть ко всем дасирийцам. Но слова ее были разумными. После того, как поветрие стало расползаться по дасирийским землям, свои ворота закрыли многие города других граничащих с Дасирийской империей, государств. Даже всегда дружественный Тарем одним из первых наглухо закрыл все щели, через которые за стены города могли попасть беглецы. Ходили слухи, что люди, отчаявшись спастись и попасть в город мирным путем, собирались

в разбойничьи отряды и пытались брать стены штурмом. Расчетливые таремцы берегли стрелы, зато не жалели кипящей смолы. Живии говорила, что Тарем вскорости начнут называть Смоляной горой, такими черными сделались его стены.

– Мне нужно поговорить с дядей.
– Регент с последний раз окинул взглядом вожделенный трон.

В свете факелов казалось, что золото кровоточит. Престол давно не полировали, он потускнел и будто бы уменьшился вдвое, но регент желал сидеть на нем. Так же сильно, как и в тот день, когда впервые увидел его. Сидеть по праву, коронованным императором самой великой военной империи Серединных земель. Этот престол всегда предназначался ему. Шиалистан помнил мать, прекрасную и всегда печальную красавицу Бренну: каждую ночь она приходила пожелать ему спокойной ночи, разогнать молитвами злых духов. Когда Шиалистан спрашивал, отчего она грустит, мать гладила его по голове, целовала в лоб, и говорила: "Скоро ты станешь императором, родной, и тогда все мои печали развеются". Иногда регент ловил себя на мысли, а стал бы он так добиваться золотой трон, если бы не материнские посулы и дядина настойчивость?

Жемчужины в золоте хитро подмигнули ему, мол, знаем мы, что ты думаешь, рхельский шакал.

– Пойдем, - Шиалистан первым шагнул к двери.

Черная дева послушно последовала за ним. Звуки шагов стали им спутниками. Где-то над головой регента раздавались предсмертные крики женщины. В перерывах между стонами боли, она жарко молилась Солнцеликой на эфратийском. Должно быть, хворь передалась рабыням, которые не успели сбежать. Регент быстро преодолел ту часть галереи, где голос умирающей был слышен больше всего, спустился по извилистой лестнице, что привела его в длинный трофейный зал. Шиалистан очень надеялся, что на его пути не встретиться ни одной живой души, но боги отвернулись от просьб рхельца.

Первый страж - Шиалистан вдруг понял, что не помнит его имени - а с ним вместе - военный советник Фраавег. Оба дасирийца надрывали животы над какой-то шуткой, перемежая слова похабной бранью. Их будто вовсе не заботил ни покойник, лежащий всего в десятке шагов, ни появившийся рхелец. Фраавег что-то сказал Первому стражу, тот смачно треснул по эфесу меча и оба снова разродились смехом. Живии выступила вперед, но регент остановил ее. Сейчас ему меньше всего хотелось прикрываться женщиной, пусть бы и звалась она Черная дева. Проглотив неуверенность, Шиалистан поравнялся с ними, и откашлялся, нарочно громко и вычурно.

– Шиалистан, наш славный регент!
– Первым отреагировал Первый страж. Он отвесил поклон.

Фраавег ограничился молчаливым кивком и ладонью у груди - простая вежливость, которой следовало уважит воина или кого-то из мелкой знати, но никак не человека, что заправлял делами в государстве.

Шиалистану такая вольность пришлась не по душе. Пусть он теперь мелькая сошка в их глазах, но он по-прежнему оставался законным смотрителем престола. У этих ослов может быть на то иное мнение, но поклоны бить они обязаны, как говаривал дед. Чем ниже гнут спины, тем чаще помнят, кто их хозяин. Шиалистан жалел, что мудрого родственника нет рядом - дед, хоть и был в императорском замке желанной фигурой, держался особняком, лишь изредка навещая внука, в каждый свой визит щедро одаривая его мудростью, золотом и сплетнями. Но с назначением Фраавега их отношения ухудшились. Дед негодовал и недоумевал, как мог Шиалистан пустить себе за спину ядовитого гада, а регент не мог дать вразумительный ответ. Скажи он про шантаж дасирийца - пришлось бы говорить и об остальном. А в то мгновение, когда регент подсыпал порошок в кубок бывшего советника, он дал себе обещание - никогда и ни единой живой душе не признаваться в содеянном. Так он, по крайней мере, будет знать, что тайна умрет вместе с ним. И все же, несмотря на все предосторожности, Шиалистану то и дело чудился шепот в спину: убийца, убийца... "А если бы ты знал, что порошок принесет хворь - отказался бы от задуманного?" - множество раз спрашивал себя рхелец. И каждый раз не давал себе ответить.