Шатун
Шрифт:
– Именем бога Велеса, – растерявшийся было Осташ быстро обрел себя, – благодарю старшин, вскормивших под своими крышами воинов, готовых постоять за родную землю. Благодарю матерей, их родивших. Если суждено нам пасть в битве, то погибнем мы не за злато-серебро, а за правду славянских богов, завещанную нам щурами. За эту правду мы всегда твердо стоять будем. Да пребудет и с нами, и с вами бог Велес, односельцы.
Осташ взмахнул рукой, и дружина сорвалась с места вслед за рогатым быком славной Велесовой когорты.
Из села
В Макошин городец Данбора не пустили. Стражницы из приворотной вежи сказали только, что кудесница в отъезде, а без ее слова ворота обители перед мужами не открывают. Данбор крикнул копейщицам, чтобы были настороже, ибо в окрестных лесах полно хазар и шалопуг, которые пришли в радимичскую землю с неведомыми целями.
Неблизкий путь до Торусова городца Данбор проделал за одну ночь, воспользовавшись одному ему известной тропой. В воротах боготурского городца никто ему препятствий не чинил, ибо распоряжался здесь старый Данборов знакомец Клыч.
Данбор попросил о встрече с боготуром Торусой, в чем ему не отказали. Клыч сам проводил гостя в покои боготура. Торуса прибывшего с дальних выселок смерда принял благожелательно и не обнес здравной чаркой. Однако вести, привезенные Данбором, заставили его разом насупить брови.
– Хазары из Митусовой дружины?
– Пять сотен по меньшей мере, – подтвердил Данбор. – Урсы тоже поднялись, их не менее тысячи под рукой Хабала, не считая шалопуг из славян. И еще два хазарских гана: твой знакомец Горазд и скиф по имени Карочей.
– Князя Рогволда в Берестене нет, – сказал Торуса, указывая гостю на лавку. – Был у меня сегодня гонец, который сообщил со слов князя, что боярин Драгутин изменник, готовивший нашествие печенегов на радимичскую землю – женка Рада призналась под пыткой в соучастии боярина в страшном злоумышлении против Великого князя и славянских богов. От Всеволода у меня тоже был гонец – Великий князь созывает боготуров в стольный град.
– А рубежи, выходит, остаются голы? – с горечью спросил Данбор.
– Прошел слух о печенежском набеге, – вздохнул Торуса, – Всеволод обратился за помощью к князьям Гостомыслу и Яромиру. По слухам, даджаны и новгородцы уже на подходе. Возможно, там, у стольного града, Всеволод собирает силы в кулак для отпора печенегам. Но не исключено и другое: Великий князь не доверяет Драгутину и опасается, как бы призванные на помощь даджаны не повернули свои мечи против радимичей.
– Почему боярин изменил? – спросил Данбор. – Или это пустые наговоры вилявой женки? Случается, люди лгут и под пыткой.
– Случается, – согласился Торуса, – но боярин давно уже был у нас в подозрении. Не все его слова оказались правдивы и не все поступки оправданы общей пользой. Взять
– А что Искар? – нахмурился Данбор.
– Твой сестричад вылитый боярин Драгутин, и это признали все знающие его сейчас и знавшие много лет назад.
– А как же Лихарь Урс?
– Не было никакого Лихаря, – отмахнулся Торуса. – Под этим именем жил долгие годы сын князя Яромира Драгутин.
– А мне Искар рассказывал, что он виделся в твоем городце с матерью Лихаря, своей бабкой Горелухой. Еще раньше соратник Лихаря, какой-то урсский ган по имени Багун рассказал Искару, как погиб его отец. Ныне Искар отправился искать убийцу Лихаря, чтобы свершить кровную месть.
– Странная история, – покачал в сомнении головой Торуса.
– Да уж куда страннее, – согласился Данбор. – Взять хотя бы ведунью Ляну. Я ведь принял ее за свою сестру Милицу… Потом уже сообразил, что Милице сейчас бы под четвертый десяток подвалило. И все мои домашние, кто помнил Милицу, пришли в смятение.
– Позови Дарицу, – сказал Торуса Клычу.
С Дарицей у Торусы в последние дни испортились отношения. Женщина никак не хотела признавать вину за своим братом. Но как раз за это Торуса ее не винил – от родной крови отрекаются только негодяи. Другое дело, что Дарица не только вину за братом не признавала, но и затаила злобу на мужа за то, что тот вздумал его разоблачить. Чем заронила в сердце Торусы сомнения в своей непричастности к темным делишкам даджана.
Войдя в горницу, Дарица мужу не поклонилась, хотя не виделись они уже два дня, а кивнула головой только гостю и молча выслушала его рассказ о ведунье Ляне, похожей как две капли воды на Милицу.
– Ляна – дочь кудесницы Всемилы и боярина Драгутина, – сказала она наконец после долгого раздумья.
– Почему же она тогда похожа на женщину из рода Молчунов? – рассердился Торуса.
– Может, Милица двойню родила? – негромко предположил Данбор.
– А Всемила? – напомнил Торуса. – Где ее ребенок?
Вопрос так и остался висеть в пустоте, поскольку ни Данбор, ни Дарица не спешили с предположениями. Всем, однако, было ясно, что в этой двадцатилетней давности истории, случившейся в селении урсов, осажденном мечниками Борислава, концы с концами не сходятся. А может, потому и не сходятся, что кто-то их с умыслом перепутал?
– Приведи Горелуху, – приказал Торуса Клычу, – послушаем, что скажет старуха.
Горелуху ждали в тяжелом молчании. Данбор, искоса поглядывая на хозяев, пришел к выводу, что муж и жена пребывают в ссоре. Дело, конечно, житейское, но тут, похоже, причина не только в личных обидах. Речь идет о безопасности радимичской земли. Но в любом случае боготуру Торусе не позавидуешь, ему приходится выступать против брата жены, в чем приятного мало. Твердость боготура Данбору понравилась, хотя лучше было бы для всех, если бы Торуса ошибся в своих подозрениях.