Шайтан Иван 4

Тен Эдуард

— Всё просто, подполковник, я не вбиваю в них знания палкой или плетью, а убеждаю и показываю, что знания увеличивают шанс на выживание и победу. Сбалансированная система поощрения и наказания. Много других нюансов, которые влияют на процесс обучения. Ну и самое, главное, боец должен быть сыт, хорошо одет, обут и.- я постучал пальцем по виску — с пониманием, зачем он это делаешь. Я разговариваю с ними не как господин с холопами, а как отец с сыновьями или как наставник с учениками. Объясняю им почему надо делать так, а не иначе. Показываю, как знание и умения спасают жизнь.

За время перевязок

я буквально пропитался приставучим запахом дёгтя. Но, как говориться, жить захочешь и не такое намажешь. Поздним вечером стали возвращаться егеря и солдаты, которые копали могилы, хоронили побитых башибузуков. Все шутили и весело переговаривались. Радость от того, что остался в живых и закапываешь трупы своих врагов. Два егерских фельдфебеля, как и все старшины, оказались толковыми тыловиками и выпросив позволения на сбор трофеев у моих старшин, буквально вымели все, что осталось после нас. Подполковник Мангер делал вид, что ни чего не видел. Во время наших бесед, я объяснил ему значение трофеев в снабжении своего подразделения всем необходимым. Конечно солдаты собирали трофеи, но делали это незаметно, опасались быть обвинёнными в мародёрстве. Для офицера, это считалось вообще низким и чем-то омерзительным. Поэтому чётко организованный сбор трофеев, моей сотней, удивил его не меньше, чем моя ночная атака.

— На войне, господин подполковник, выигрывает не тот, кто красиво марширует, а тот, кто может найти дополнительные ресурсы. Каждый трофей, это лишний патрон, лишняя порция еды, дополнительный шанс выжить.

— Вы переворачиваете все мои представления о войне, есаул.- Вздохнул Мангер. Старые предрассудки боролись в нём с новым пониманием сегодняшних реалий.

— Геннадий Карлович, я вам не советую забывать, что мы иррегулярное формирование, а вы регулярная часть. В этом большая разница и камень преткновения.

— Согласен. Я с большим удовольствием перешёл бы на службу к вам, в сотню. Мои егеря глядя на вашу устроенность не скрывая завидую вашим казакам. — очередной, печальный вздох Мангера.

— Генадий Карлович, — опустил я намеренно звание.- А кто мешает вам, не нарушая установленных регламентаций, улучшить питание и снаряжение своих егерей, сделать отношения в батальоне более товарищескими. Ведь в бою, ваша жизнь зависит от них. Я не призываю к панибратству и сюсюканью. Лишь только взаимное доверие и понимание.

Мангер глубоко задумался переваривая сказанное мною. Я попрощался и пошёл к себе, под навес фургона.

— Что с нашими конокрадами, не появились? — спросил я у Саввы.

— Нет, командир, появятся, куда денутся. А вон и Эркен с Асланом. Долго жить будут, — облегчённо вздохнул Савва, тоже волновавшийся, про себя, за своих друзей.

— Здрав будь, командир.

Я кивнул, приглашая сесть.

— Потерь нет. Отбили сто семьдесят пять голов. В пол версте от сюда, на выпасе. Сотник ещё десяток отправил на охранение.- Отчитался Эркен — Счас перекусим и обратно. Разреши телегу взять? Барахло перевезти.

— Много хороший конь, только турка кормил плохо, не смотрел совсем, больной много. Лечить нада. Давай мазь вонючий, мазать, хорошо будет.

— Эркен, посмотри, что можно егерям отдать. У них лошадей обозных нет. — он молча кивнул. Подумайте, лишних лошадей продадим здесь,

в Эриване. Себе оставим не больше пятидесяти. Паша позови старшин.

Уставшие, но довольные егеря сидели у костра и осоловевшие от сытого ужина лениво беседовали обсуждая прошедший день.

— Говорил с казаками, — хрипло пробасил артельный, потирая обветренное лицо. — У них несколько раненых, а сколько они побили, не счесть. Народ сурьёзный, одеты добротно и снаряжение хорошее. А мы…– Он мрачно оглядел своих, и его взгляд задержался на рваных сапогах, из которых торчали почерневшие от грязи пальцы. — Словно нищета на паперти. Уже не знаю, что с этой обувкой делать, совсем разваливается.

Помолчав, он добавил чуть веселее.

— Ничего, Аким, в этот раз хорошо припаслись.

Солдаты жили артелями, сбивались в небольшие товарищества, чтобы было легче выживать. Вместе запасали провиант, готовили еду, скидывались на нужные в быту мелочи. И, конечно, на приварок — лишний кусок в котле порой важнее лишней пули в подсумке. Всеми этими хлопотами заправлял артельный, бывалый солдат из старослужащих, знавший толк и в хозяйстве, и в войне.

— Эх, ма, — вздохнул молодой егерь, сжимая в руке потёртый ладанок. — Сколько наших погибло, почитай, половина роты. Земляк мой, Засим, тоже голову сложил. Надо бы родственникам в деревню отписать.

— А ты, Родю, попроси, — буркнул кто-то из темноты. — Он грамотный.

— Ага, — усмехнулся егерь. — Две копейки затребует, жадюг, да ещё и бумагу ему подавай, чернила.

Артельный хмыкнул, доставая из-за пазухи замызганный кисет, набивая трубку.

— А ты, Никита, вместо того чтобы ныть, взял бы да грамоте выучился. И не пришлось бы просить да кланяться.

— Вот бы, послужить в пластунах, — пропустил мимо ушей замечание молодой егерь. — Видали, сколько трофею набрали и никто не орет на них. А ещё говорят, сотник у них князь, всамделишней, али врут, дядька Аким?

— Может и не врут, только князь и в казаках, не верится что-то. Видать от беды какой сослали, не по чину это, князю в казачьих сотниках ходить.

— А прапорщик наш заплакал и мамку поминал — усмехнулся молодой егерь и тут же получил по затылку.

— Язык прикуси, когда тебя убиваю, кого хош поминать будешь. Не опустил рук, бился как мог, не трус значится. Тожа мне, херой нашелся. Сам то небось обмочился со страху.- проворчал пожилой ветеран сидящий рядом.- Чего уж говорить, я и сам молиться начал, к смерти готовиться. Ан нет, прошла мимо в энтот раз. Свезло нам, что казаки подоспели.

— Чего сразу драться — обиделся молодой.

— Думай прежде чем сказать, а то метешь языком, как метлой, через это и получаешь.

Лагерь потихоньку затихал. Костры догорали, оставляя лишь багровые угли, изредка вспыхивающие в ночи. Кто-то уже спал, свернувшись в шинели, кто-то вполголоса делился последними новостями перед сном.

И вдруг из темноты, со стороны казачьего бивака, донесся чистый, чуть хрипловатый голос.

— Выйду ночью в поле с конем…

Одинокий напев повис в воздухе, словно первый луч света в кромешной тьме. К нему постепенно присоединились другие голоса, сплетаясь в стройный, пронзительный хор. Гармошка тихо подхватила мелодию, наполняя её тоской и удалью одновременно.