Шел снег
Шрифт:
— Камфара?
— Это масло, которое используется в живописи. Смотрите, месье…
От лестницы по полу извивалась блестящая полоска, в конце которой виднелся фитиль. Через отверстие в небольшом окошке фитиль был протянут наружу и выходил на соседнюю улицу. Отверстие в двойных оконных стеклах было сделано выстрелом из пистолета. Никаких сомнений на этот счет у капитана не было.
— Кто-то собирался поджечь этот фитилек и поджарить нас, месье.
— Да, но кто? Ну, как же, конечно, мажордом! Куда он девался, этот русский? Немедленно найдите его и приведите ко мне! Я тут же пущу ему полю в лоб.
Себастьян внезапно почувствовал
— Это замечательно, господин Рок, что вы улыбаетесь ангелам. Однако вставайте, вот-вот появится император.
Себастьян понял, что заснул, намаявшись в Кремле. Еще минуту назад он улыбался, когда ему приснилось, будто бы он в Руане вместе с мадмуазель Орнеллой. Из окна родительского дома на улице Сен-Ромен он показывал ей готическую стрелу собора Сен-Маклу и уже собирался запрягать шарабан, чтобы отправиться на прогулку в Форе-Верт…
Он встал с дивана, машинально застегнул на все пуговицы жилет, надел свой черный сюртук и шляпу с кокардой, которую во время сна так и не выпустил из рук. С широко открытыми неподвижными глазами он подошел к барону. Тот смотрел в окно, облокотившись на подоконник. Стоял ясный солнечный день, и лишь медно-красные очаги пожаров, которые так и не удалось потушить, омрачали панораму Москвы. Из окна хорошо просматривались биваки императорской гвардии. Некоторые солдаты уже встали и, словно тени, топтались у дымящихся костров. Другие еще спали, третьи, присев на корточки, прикуривали от головешек свои длинные трубки. Кое-кто, пошатываясь и спотыкаясь, пытался разыскать свое ружье или подседельник. Об общем состоянии всех этих людей красноречиво говорили пустые бутылки, в бесчисленном количестве валявшиеся повсюду.
Барон Фен повернулся к Себастьяну и предложил:
— Давайте осмотрим наши помещения.
— Пройдемте, господин барон. Вот комната его величества, а здесь будут наши кабинеты…
За одну лишь ночь все комнаты и подсобные помещения были обставлены мебелью. У кровати Наполеона слуги установили ширмы лилового цвета. Портрет его сына, римского короля, написанный Жераром и доставленный из Парижа неделю тому назад, сменил картину с изображением царя Александра.
Барон Фен остановился перед новым полотном: в своей колыбели наследник Бонапарта игрался со скипетром, словно с погремушкой. Накануне Бородинской битвы, которую Наполеон в своих бюллетенях предпочитал называть Московской, дабы подчеркнуть, что воевать доведется перед святым городом, эту картину повесили перед палаткой императора, и армия отдавала ей почести как самому императору.
— Когда он станет править, господин Рок, нас с вами уже не будет.
— Если, конечно, он будет править, господин барон.
— А вы сомневаетесь?
— Жизнь полна неожиданностей, невозможно предвидеть, что с нами будет хотя бы через неделю…
— Поосторожнее с такими высказываниями, молодой человек.
— Мы преданы империи, однако и империя должна нас защищать, говорил Жан-Жак…
— Оставьте в покое вашего Руссо! Император уже не разделяет его идей. А при Робеспьере вы были еще мальчишкой. Что же касается античных авторов, тома которых вы таскаете в мешке, то они жили не в такие сумасшедшие времена. Если вы желаете жить долго и счастливо, успокойтесь, господин Рок.
Вокруг них все засуетились, заволновались. Значит, император где-то рядом. Слухи о его настроении уже успели облететь слуг, охрану и штабных: спал очень мало и плохо. Всю ночь Констан разогревал уксус и жег стебель алоэ, чтобы освежить воздух в спальне, но все равно дышалось там очень тяжело. Утром в верхней одежде, которую император так и не снимал, нашли блох и вшей…
Болтая между собой, слуги несли письменные столы, кресла, стулья, писчую бумагу,
И вот император уже в зале, переполненном офицерами и чиновниками в униформе. Он стоит, заложив руки за спину, и выслушивает донесения: «По распоряжению губернатора Ростопчина позавчера из Москвы вывезли сотню пожарных насосов. Из-за ветра локализовать пожары не удается. Не хватает воды…»
— Ищите колодцы, источники, озера! Отведите воду из реки! — приказал Наполеон. — Я и доктор Ларрей только что были в больнице Воспитательного дома. И что бы вы думали, мы там увидели во дворе? Водоем, который питает речной водой целое здание! Так, что еще?
— Сир, от иностранных коммерсантов мы узнали, что один голландский или английский химик…
— Если он хочет навредить нам, то это, конечно, англичанин.
— Да, так этот англичанин Шмидт или Шмит готовит какой-то пожарный шар…
— Вздор!
— С этого шара экипаж в полсотни человек может направить зажигательную смесь на палатку вашего величества…
— Полнейший вздор!
— Один итальянец, который здесь работает стоматологом, подсказал нам, как найти этого Шмидта. Это в шести верстах от города.
— Ну что ж, займитесь, разыщите его! Еще что?
— Создается впечатление, что богатые и влиятельные люди России хотели бы прекратить войну, — сказал польский полковник. — Во всяком случае, Ростопчин и Кутузов ненавидят друг друга.
— Отлично!
— Так утверждают русские военнопленные, но полной уверенности нет.
— Бертье! Вечный наш пессимист! Говорил же я, что Александр подпишет мир!
— А если нет?
— Расположение наших частей более чем надежное. Мы ликвидируем пожары и перезимуем в Москве в окружении врага, словно корабль, затертый льдами. Мы дождемся весны и вновь начнем воевать. В тылу у нас Польша и Литва с гарнизоном более двухсот пятидесяти тысяч человек. Они снабдят нас питанием и обеспечат связь с Парижем. Мы пополним личный состав армии и пойдем на Петербург.
Наполеон на мгновение закрыл глаза и добавил:
— А может… на Индию…
У всех перехватило дыхание, офицеры подтянулись, а кое у кого от удивления открылся рот.
За особняком Калицына была не улица, как предположил вначале д’Эрбини, а двор, огороженный высокими стенами. Там находились конюшни, правда, без лошадей и сена, и каретные сараи. После того, как нашли злополучный фитиль, капитан решил лично наблюдать за обстановкой, рассчитывая поймать поджигателя с поличным. Этот негодяй расскажет все, а потом его расстреляют.