Шелковая императрица

Фреш Жозе

Юноше вновь вспомнились рассказы о демонах, любивших подшутить над чужаком, попавшим в страну Бод. О том, что в этом диком, загадочном краю все еще приносят в жертву людей; наверняка сюда наведываются древние силы, привлеченные запахом жертвенной крови. По его спине потекли вдруг струйки пота.

Страшная фигура шагнула вперед. Незнакомец снял шляпу, обнажив бритую монашескую голову, и сразу приобрел обыкновенный вид. Пять Защит облегченно выдохнул.

— Добро пожаловать! Как тебя зовут? — повторил человек. Голос его звучал мягко, а тон казался самым доброжелательным.

— Я Пять Защит Трипитаки! —

ответил молодой монах и лишь после этого резко захлопнул рот. Поздно! Неосторожные слова уже слетели с его губ.

Как же глупо он открылся перед незнакомцем — и потому лишь, что тот не был дьяволом, привидением или кем-то из воинственных духов, что прячутся в белых грудах камней, которые тибетцы насыпают в горных проходах и называют бцан-мхар — «крепость воинов»! Пять Защит использовал слово Трипитака — «Три Корзины», — как именовали себя монахи Большой Колесницы, вступая в общение с последователями других буддийских ветвей. Тут же юноша сообразил, что незнакомец обратился к нему на китайском, причем ни мгновения не колебался при выборе языка. Почему?

Тот же продолжал свои расспросы:

— Из какого монастыря? Готов спорить, ты прибыл из какого-нибудь крупного китайского монастыря Большой Колесницы! Например, в Чанъани… нет, скорее, в Лояне, — и с улыбкой указал на нагрудный ковчежец, который носят все монахи Махаяны.

Опустив глаза, Пять Защит взглянул на висящий на груди крошечный серебряный амулет, изображающий погруженного в медитацию бодхисатву, — тот отчетливо поблескивал на рубахе, не говоря уже о цепочке.

Молодой монах поморщился. Встреча с таким проницательным собеседником предполагала, что выкрасть сутру из этого монастыря будет совсем не просто. Только теперь он заметил, что незнакомец держит в руке бронзовый предмет странной формы, покрытый чеканкой в виде когтистых орлиных лап.

— Не бойся. Это называется ваджра-дорже, то есть «громовой алмаз». А еще — «господин камней», поскольку символизирует несокрушимость и свет. Когда трудно сосредоточиться, он помогает войти в состояние медитации.

Монах повернул верхнюю часть предмета, открыв подобие небольшого факела.

— Я вовсе не боюсь! Если я правильно понимаю, вы — духовное лицо, как и я… — пробормотал Пять Защит, косясь на странные четки в руках незнакомца, стеклянные бусины которых имели подозрительное сходство с маленькими черепами.

— Ты совершенно прав. Меня зовут сТод Джинго, я лама. Но, судя по выражению на твоем лице, ты по-прежнему чего-то боишься.

— Просто эти… эти предметы не выглядят особенно мирно! — смущенно признал Пять Защит, указывая на «громовой алмаз» и на четки.

Монаху совсем не хотелось рассказывать ламе, что он чуть не принял его за демона.

— Я не хотел пугать тебя. Наши ритуальные принадлежности смущают непосвященных, но суть их вполне миролюбива! Не стоит страшиться при виде ножей картрика, ведь их используют для рассечения на мелкие кусочки лингама, то бишь полового члена злого духа! Равно как ритуальный трезубец трисула, меч хадга или…

— Но к чему вам столько рубящих и колющих орудий? — не вытерпел ученик Безупречной Пустоты, испытывавший все большее смятение.

— Они всего лишь символы. И служат для рассеивания воплощений зла и изгнания дурных духов. Насколько я

могу судить, ты ни то и ни другое! — пряча улыбку, произнес монах. — Впрочем, я так и не услышал названия монастыря, откуда ты явился.

— Ты же сам угадал Лоян, — пробормотал Пять Защит.

— Значит, ты из монастыря Познания Высших Благодеяний! — с явным удовлетворением кивнул бритоголовый монах, и его круглое как луна лицо озарилось улыбкой.

Пять Защит чуть не пошатнулся от изумления.

Он постарался сохранить достоинство и не выказать растерянности, смеривая гордым взглядом собеседника, который был намного крупнее его самого. Но незнакомец, кажется, не был настроен враждебно. Глаза умные и добрые, а манера держаться — спокойна и дружелюбна.

— Но как ты догадался? — не сумел сдержать любопытства Пять Защит.

— С легкостью!

Удостоив собеседника этим лаконичным ответом, монах жестом поманил его за собой и сквозь крытый проход направился в огромный двор за воротами.

Двор окружала кирпичная стена, украшенная накладными бронзовыми барельефами, представлявшими Восемь Символов Добрых Предзнаменований: развернутая завитками вправо раковина символизировала звук дхармы; знамя — победу дхармы над силами зла; зонт — защиту для людей; золотые рыбки свидетельствовали об отсутствии страха утонуть в океане страдания; золотое колесо служило знаком учения Будды; узел без концов считался символом союза мудрости и сострадания; лотос напоминал об освобождении тела и духа, а ваза с сокровищами — об изобилии доброго и прекрасного.

— Я помощник нашего наставника, достопочтенного Рамае сГампо… Я понимаю цель твоего визита, — еще раз огорошил юношу монах, кладя ему на плечо одну руку, а другой указывая, куда идти.

Посланец Безупречной Пустоты готов был провалиться на месте; ему казалось, что даже скрипевший под ногами гравий вопиет о планируемом ограблении обители, а Символы Добрых Предзнаменований корчат ехидные рожи. Как вышло, что он хотел тайно проникнуть в монастырь, не открывая своего имени, а вместо этого сам громко назвал его? Как этот дьявольский лама с непроизносимым именем мог знать о целях его путешествия в страну Бод? Кто мог предупредить монахов о его прибытии в Самье? Оторопевший и озадаченный, Пять Защит терялся в догадках.

А вдруг лама лишь притворяется добряком, чтобы надежнее запутать чужака? Не угодил ли Пять Зашит в какую-то хитрую ловушку? Все ли рассказал ему Безупречная Пустота о самой миссии и о сопутствующих обстоятельствах? Молодой монах и на мгновение не мог вообразить, чтобы достопочтенный настоятель его родного монастыря мог послать его в заведомую западню, и сомневался, что Безупречная Пустота решил предупредить настоятеля Самье о его прибытии.

Бедный Пять Защит все глубже погружался в пучину сомнений, с ужасом косясь на кинжал, торчавший из-за пояса ламы. Лишь теперь он заметил, что брошенная через плечо накидка его провожатого закреплена застежкой с тремя мордами чудовищ… Между тем замеченный молодым монахом ритуальный кинжал фурбу предназначался для расчленения злых духов, мешающих адепту тантризма достигать Пробуждения; в ходе ритуала те представлены в виде свернутых из узорчатых тряпок лингамов, чье уничтожение знаменует искупление и очищение покоренных сущностей.