Шепот дневного сна
Шрифт:
– Ай, что ты делаешь? Больно же…
– Прости, пожалуйста! – Я и не заметил, как укусил ее сосок. Молока, что ли, хотел?
– Ты разозлился? Скажи! Разозлился?
Присев на постели, я закурил.
В это же время за дверью раздался знакомый голос, который пытался пробраться в замочную скважину.
– Ва-ай ме! Малшик мой, ты здеся-а-а?
– Нино? – спросила Лю и обхватила меня за шею руками.
– Да, Нино, что ты хочешь? – Откуда она вообще узнала, что я здесь?
– Деньки у тебя есть
Она постучала в дверь, и мужской голос с тем же грузинским акцентом, только более грубый, с выражением, не терпящим возражений, добавил: «Скажи, чтэ да вэчэра ждэм!».
– Или если залато ни продала, верни, да! Канешно?
Нино еще раз постучала, видно, с сомнением: слушаю я или нет.
– Конечно, Нино, хорошо!
Они ушли, очевидно. Но тишина не наступала. Очень громкий стук сердца выдавал меня.
– Что случилось?
Девочка потянула меня к себе.
– Я у нее взял немного золотых побрякушек и продал. Братве. А денег уж нет. Растаяли как первый снег…
– Золото хоть настоящее?
– Да где! Фальшивка турецкая! И тот, из Малаховки, кому я золото сплавил, хочет обратно вернуть свои деньги, говорит, не та проба… Ха-ха! Не тот блеск… А они ребята серьезные, машины угоняют…
– Ой, Ром, влип ты! Не получится так, что ты деньги вернешь, а они золото не отдадут?..
– А они и так его не отдадут! Все! Сказали, пацан, кинуть нас хотел! Такого не прощают!
– Ой-йо-йой! Лоха из тебя сделали!… Вот тебе и Кастанеда!
Последнюю фразу я пропустил мимо ушей.
Жемчужная Лю вскочила и дотянулась рукой до выдвижного ящичка письменного стола, из которого вынула стодолларовую купюру.
– У меня есть немного. Может, хватит? Надо срочно, – добавила она, – срочно обменять.
Я посмотрел ей в глаза. Они рассказали мне о полной решимости хозяйки.
– Ты уверена?
Она с жаром поцеловала меня.
– Поехали в центр! Проветримся!
Перед тем, как выйти из общаги, заглянули к Фаигу. Мудрый Фаиг не спал, он сидел в кресле, держал перед собой будильник и повторял вслух за Фредди Меркури: «Show must go on!».
Общежитие – одно, Москва – другое. Два разных города. Выходишь из общежития на улицу Москвы – словно выезжаешь из соседнего пригородного района, из провинции. Москва встречает независимостью. Воробьи, голуби, собаки, автобусы и троллейбусы – независимые московские существа, живут своей жизнью.
До центра добирались подземкой. На Арбатской вышли. Отсюда недалеко до книжного магазина. Баксы на родные деревянные обменяли, посчитали. Хотя бы одну проблему решу, с Богиней Нино рассчитаюсь. И еще остается. Нормально. Взмолился, пойдем да пойдем в книжный. Страсть. «Ну что с тобой делать? Пойдем!» В переходе кучка одаренных молодых людей играла летовскую песню. Парнишка, плюгавый, картавый, а маленький такой, низкий,
Мы поднялись к магазину. Богиня Лю моя Бовь обернулась назад, разглядывая пацанов, и произнесла: «Какая грустная история!».
В магазине царила суматоха. Читающая нация бродила от прилавка к прилавку, интересовалась, искала, шуршала, иногда покупала. Кто – что. Тут тебе и фантастика, тут тебе и международное право, тоже, впрочем, фантастика. Нужны книжки для детей? Пожалуйста! Философия, психология, религия? Пожалуйста! Иностранцы совали свои носы в книжки по истории государства Российского и непременно восклицали «Упс!» или «Вау!». Казалось, поражались тому, с какой скоростью можно переписывать историю. Тяп-ляп – и новая история готова! Кто был плохой – стал хороший, а кто подвиги вчера совершал – сегодня является люмпеном, безбожником, врагом России…
Симпатичные продавщицы лукаво улыбались и вежливо отвечали на какие-нибудь глупые вопросы, порхали вдоль рядов с разноцветными книгами, как стрелки индикаторов, за что на них угрюмо взирали с отдаленных стеллажей пыльные корешки забытых, не модных, писателей и поэтов Советской эпохи.
– Сколько? – услышал я вдруг вроде бы обыкновенный вопрос, заставший меня почему-то врасплох. Так что я вздрогнул и оглянулся.
Какая-то Богиня, дама в строгом черном костюме, в очках, прическа «а ля Пугачева», держала в одной руке пачку бумажек, а другая Богиня, женщина помоложе, каре, голубые глаза, родинка на верхней губе, смотрела на первую с восхищением, с любовью, но в первую очередь – с любопытством, слегка наклонившись над лакированной поверхностью стола.
– Два восемьсот, – ответила не без некоторого кокетства дама, обладательница странной пачки бумаг.
Тут до меня дошло! Господи! Они говорили о деньгах! И у дамы в руках было не много не мало – два лимона восемьсот штук! Вот так выручка! Я волей-неволей двинулся вслед за богатенькой Богиней. О, как она несла свою ношу! Спокойно, свободно, легкомысленно, так, чуть отведя её в сторону. Я шел за ней, и у меня дрожали ноги. Я шел за ней, и она увлекла меня через весь торговый зал, мимо касс, мимо озабоченных покупателей, мимо, мимо… Перед дверью с табличкой «Посторонним вход запрещен» я остановился. Так мило прошла, без приключений! Нет-нет, это сон, это мне приснилось!.. Не верю!
Конец ознакомительного фрагмента.