Шесть дней июля. О комкоре Г.Д. Гае

Новохатко Владимир Григорьевич

— На Климовку пойдем так: вдоль берегов пошлем по две баржи — одна с пулеметами, другая с орудиями. Я на буксире «Алатырь» пойду посредине. От меня не отставать!

Через полчаса ходу буксир опередил тихо идущие баржи, Гай решил подождать их. Но как только буксир остановился, остановились тотчас же и баржи. На подаваемые сигналы приблизиться к буксиру баржи не отвечали. Но стоило буксиру двинуться к ним на сближение, как баржи тотчас дали ход и стали удаляться вверх по Волге. Было ясно, что баржи боятся идти вперед.

Взбешенный Гай приказал идти «Алатырю» вниз по течению. Через полчаса открылась белая меловая гора, на которой располагалась Климовка. Когда буксир причалил

к безлюдной в эту раннюю пору пристани, Гай вызвал охотников пойти в деревню на разведку. Вызвался его ординарец Иванов, свел на пристань лошадь и направился в деревню. Через четверть часа он вернулся и доложил, что деревня занята белыми, но они еще спят. Гай приказал шести кавалеристам и десяти пехотинцам — всем, кто был на «Алатыре», — двинуться в деревню, чтобы попытаться выбить белых оттуда. Сразу же за окраиной завязалась перестрелка. Разбуженные выстрелами, белые выскакивали в одном белье на улицу, там их рубили наши кавалеристы. Так дошли до центра деревни. Но белые скоро оправились и начали упорно отстреливаться, а затем сами перешли в наступление, заметив малочисленность нашего отряда. Всадники были окружены. В завязавшейся перестрелке двое были убиты, остальным удалось прорваться. Погибло четверо пехотинцев. Оставшиеся шестеро во главе с Гаем захватили двух пленных, несколько коробок с пулеметными лентами и двинулись к пристани. Едва все успели вскочить на «Алатырь», как показалась погоня. Матросы обрубили чалку, и буксир полным ходом пошел вверх по Волге. Через два часа, обогнав тихо идущие баржи, буксир прибыл в Новодевичье.

За несколько дней перед этим боем белые передали в наш штаб по уцелевшему проводу из Климовки, что пленных они брать не будут, партизаны решили ответить тем же. Поэтому двух захваченных пленных было решено расстрелять. Их перевезли на левый берег и поставили в поле. Один из них, совсем юный солдат, попросил разрешить ему прочитать перед смертью свои стихи, но ему отказали. Он снял с шеи иконку, стал на колени и прочитал молитву, потом стоял с закрытыми глазами, пока пуля не попала ему в лоб. Другой молча отдал стоявшему рядом с партизанами мальчишке кошелек с деньгами и принял смерть с открытыми глазами.

...На «Нижегородце» команда уже погасила котлы и привела в негодность машину. Гай приказал команде разойтись на другие пароходы, помогать там бросать за борт оставшееся оружие и боеприпасы, а сам, пройдя по пустым палубам, поднялся на мостик. На левом берегу толклась кучка людей, гарцевали всадники — белые вышли к берегу Волги.

Далеко внизу по Волге маячили два парохода, не рискующие приближаться к Сенгилею. Они уже были не страшны.

Гай позвал ординарца Титаева:

— Поезжай на казанскую батарею и скажи командиру, что можно сниматься с позиций и направляться в голову колонны. Пусть едут сразу же за головными отрядами.

— Есть, товарищ Гай! — сказал тот и вихрем скатился по трапу.

Гай спустился в кают-компанию, расстелил на столе карту и стал еще раз прикидывать маршрут сводного отряда. Если все будет так, как хотелось, дня через три-четыре должны выйти на соединение с Первой армией. Но смешно думать, что белые позволят им проскользнуть без боя, они попытаются уничтожить отряд. Гай, нахмурившись, стоял возле стола и думал о том, где могут взять в клещи его отряд, — он как бы думал за противника, и это помогало отыскивать контрмеры, давало варианты выхода из каждого мыслимого положения.

Где находятся части Первой армии? Скорее всего, они расположены по линии железной дороги от Инзы почти до Симбирска. Стало быть, для того чтобы соединиться с Первой армией, нужно выйти на железную дорогу. А может быть, наши войска находятся намного восточнее, тогда задача упрощается, встретимся со своими раньше. А дальше что? Дальше нужно наступать на Симбирск, отбросить чехов и

белых за Волгу. Если попадутся по пути к железной дороге какие-то наши отряды, присоединю их под свое начало. Наступление на Симбирск — дело серьезное. Там отряды Каппеля, белочехов, этот орешек нелегко разгрызть. Но это еще когда будет, сейчас одно на уме: как вывести такую прорву народа и такой огромный обоз из окружения. Как идут к Шиловке посланные ранним утром пароходы? По времени они должны уже быть на месте. Если в Шиловке нет белых — считай, что нам повезло, иначе попадешь прямо в клещи. Гай посмотрел на карту, прикинул расстояние от Шиловки до Тушны — сколько будут идти отряды, получалось часа три-четыре. А что им идти — ни одной подводы, только бойцы, иди в любую сторону налегке. Чертовы обозы, как они связывают нас! Но идти налегке — значит идти без еды и с минимумом патронов и снарядов. Это до первого боя хорошо, а когда расстреляешь все запасы — чем тогда воевать? Нет, обоз нужно сохранить во что бы то ни стало... Как кормиться без обоза? Нужно искать пропитание по дороге. За продукты, правда, он приказал платить, но, во-первых, не все крестьяне захотят продавать, значит, придется отбирать, а во-вторых, почти невозможно проследить, всегда ли бойцы расплачиваются за то, что берут. Крестьяне вряд ли пойдут жаловаться начальству, думая, что эти реквизиции проводятся с его ведома. А в результате отношение к красногвардейцам будет недоброжелательным. Так что обоз — это не только удобства военного быта, это еще и большая политика. Бросать обоз можно только в самом крайнем случае.

Гай сложил карту и положил ее в полевую сумку. Вокруг было непривычно тихо. Отряды уже ушли на окраину Сенгилея, причалы опустели. Гай вышел на палубу, окликнул капитана «Нижегородца».

— Ну как, машину разобрали?

— Разобрали... Там любую деталь вытащи — с места не сдвинешься.

— А куда команда пойдет?

— На пароходе останемся, куда нам деваться. Все барахло здесь, это наш дом.

Гай подумал, что и отряды считали суда своим домом, и вот теперь они переходят на землю, и это вызывало чувство неуверенности. Не было ничего, кроме подвижного обоза, что привязывало бы к себе, все становилось текучим и зыбким. Как-то сложится сухопутная жизнь?

Гай спустился по сходне на причал, ощущая спиной взгляды матросов и капитана. Все-таки это было поражением — бросать на произвол судьбы суда, служившие им верой и правдой столько времени. И матросы думали, глядя ему в спину, что ушел не просто пассажир — ушла новая власть, и неизвестно, как-то сложится теперь их жизнь, что будет с ними самими и с оставленными в Симбирске семьями.

Гай вышел с территории порта, в тени под деревьями стояла машина с Гайдучеком за рулем.

— Поехали к исполкому, — сказал Гай, откидываясь на сиденье.

Возле исполкома стояла большая подвода, нагруженная сундуками, узлами и ящиками с бумагами. На крыльце председатель исполкома разговаривал с двумя женщинами.

— ...И нечего вам бояться, — говорил председатель с деланной убежденностью, нагнув голову к лицам невысоких, но крепких женщин. — Скажете, что вас начальство заставило работать в Совете, мол, председатель вызвал и пригрозил тюрьмой, если не пойдете работать.

— Да вон говорят, что в Новодевичьем сельсоветчика убили...

— Не бойсь, не тронут они тебя. Ты же не заглавная должность в Совете... Вон тебе красный командир скажет... Боятся оставаться, Гай Дмитриевич.

— А что они делали в Совете?

— Вот она завхозом была, — показал председатель на пожилую женщину в платке. — А эта в канцелярии работала.

— Ну, вас белые не тронут. Они за партизанами и начальством гоняются. Председатель верно советует — скажите, что заставили вас работать.

— Что ж, теперь беляки победят насовсем? — спросила женщина в платке.