Шесть невозможных невозможностей
Шрифт:
Она произносит это так расслабленно – надо слышать.
Мама еще не отошла от адреналинового всплеска после расставания. Реальность еще не накрыла ее. Когда это случится, рядом буду только я, увы. Я погуглил. Ей нужно выплеснуть гнев, иначе случится посттравматическое стрессовое расстройство, которое проявляется в беспокойстве, депрессии, а в конечном счете ведет к алкоголизму и наркомании.
Она наблюдает за тем, как я уминаю батончики один за другим.
– Тебе нужно выплеснуть гнев, – говорю я.
– И что мы с этого будем иметь? – спрашивает
Мне не хочется распространяться на тему алкоголизма и наркомании, чтобы не сделать хуже, поэтому я перевожу тему.
– Что на ужин?
– Карри с нутом, рисом и овощами.
Я издаю стон – про себя. Она готовит его бадьями. Это полезно, сытно и дешево. Согласно официальной версии. Но меня тошнит от его вида, запаха и вкуса. Еще в нашем меню паста без ничего и суп с хлебом. Сочные стейки и ростбиф, остатки которого можно пустить на сэндвичи, а также доставка раз в неделю остались в далеком прошлом.
Она сверлит меня взглядом и готовится перейти в атаку, а я ностальгирую о моих любимых заказах на дом:
1. Пицца «Маргарита».
2. Сэндвич «Субмарина».
3. Начос. Сметану не надо.
4. Гамбургер со всеми прибамбасами. Свеклу не надо.
5. Пад Тай с курицей и соусом «Сатай».
6. Фиш-энд-чипс.
– Так что школа?
Вопрос застигает меня врасплох. При воспоминании о рыбе с картошкой фри к горлу подкатывает комок – запах уксуса, обжигающий бумажный сверток, кипарисы, обрамляющие парк, пристань, папа… сколько раз это было?
– Отлично.
– Разговаривал с кем-нибудь?
– Нет.
– Еще подружишься, Дэн.
– Это приказ?
Она предпочитает не замечать мою грубость.
– Люди не смогут тебя узнать, если ты не будешь разговаривать.
– Я собирался транслировать сообщения мысленно. Придется изменить концепцию, – говорю я.
Звучит гадко, но вылетает само собой, помимо моей воли.
Мама поджимает губы и прищуривается, всем своим видом как бы говоря: «Какой ты трудный, но я лучше приберегу свой гнев для вопросов поважнее».
От следующего раунда меня избавляет стук в дверь. Это конюшенный жилец. Ему на вид под тридцать – он лет на десять младше мамы. Разговаривает с легким акцентом кокни – звучит старомодно, но он держится так, точно это круто. Наверняка козел.
Оливер – его так зовут – обменивается приветствиями с мамой и выражает восхищение тем, как она преобразила кухню.
– Ее просто узнать невозможно, Джули. Я вижу, у вас здесь дело с размахом.
Он кто? Мистик, что ли? Специалист по гаданиям на свадебных тортах?
Они начинают болтать об Аделейд. И он не намерен сматывать удочки.
– Значит, вас здесь двое? – спрашивает он.
А его какое дело? Хочет взять в аренду свободные спальни?
Мама кивает.
– Мы с Робом недавно расстались.
Нет, только не личные откровения.
Неловкая пауза.
– Надеюсь, вы не против, что я там живу, – говорит Оливер. – Чувствую
И правильно делаешь, приятель.
– Ну что вы, даже не думайте. Аделейд обожала Летти. И она была очень привязана к вам.
– Это было обоюдно. Она была потрясающая женщина.
Меня сейчас стошнит.
Оливер смотрит на меня.
– Летти – это моя покойная бабушка.
– Ясно, – говорю я. Да мне плевать. Что он вообще здесь делает? Хочет подбить клинья к матери? Улучшить жилищные условия, переехав из конюшни в большой дом?
По его одежде я пытаюсь понять, чем он занимается. На нем джинсы прикольной сине-черной расцветки, зеленый свитер с очень длинными рукавами, которые наполовину скрывают руки, и черные высокие сапоги с красной шнуровкой. Прямые светлые волосы разделены на косой пробор, очки в банальной металлической оправе… Или кино, или архитектура.
– Чем вы занимаетесь? – спрашиваю я.
– Я трендовый аналитик и прогнозист, – говорит он.
– А если точнее?
– Дэн…
Это замечание из разряда «следи за своим тоном», но могу поручиться, что Оливер слишком уверен в себе, чтобы обижаться на такое.
– Я приезжаю в город, брожу по улицам, клубам и барам, наблюдаю за людьми, беседую с ними и выясняю, что они носят, едят, пьют, о чем разговаривают, что слушают, какие игрушки и гаджеты предпочитают. Затем я что-то записываю, фотографирую, снимаю видео – все это оформляю, показываю рекламным агентствам и их клиентам и, сделав презентацию, отправляюсь дальше. Так что, по сути, я помогаю рекламщикам толочь воду в ступе.
– Какая занятная работа, – говорит мама.
Звучит и в самом деле прикольно, только этот тип настолько доволен собой, что мне в его фан-клубе не место.
– Пойду выгуляю собаку, – говорю я.
Говард чинно встает и медленно направляется к задней двери. Он выглядит так, точно слегка… раздосадован. Хвост опущен. А мне казалось, собаки готовы гулять в любое время, днем или ночью.
– Смотри-ка, похоже, он знает слово «гулять», – говорит мама.
– Говард много чего знает, – говорит Оливер, поглаживая пса, идущего к выходу.
Говард поднимает хвост, мотает головой и становится высоким – насколько высоким может быть маленький пес.
У меня есть еще одна причина вывести Говарда. Я надеюсь наткнуться на Эстель. Полчаса спустя, когда я уже продрог до костей, ее по-прежнему нет. Странно ощущать одновременно облегчение и опустошение. Я направляюсь к торговому центру – нужно поискать работу. Здесь в основном находятся кафе, специализированные продуктовые магазины, домашняя паста, экопродукты, несколько магазинов одежды и художественная галерея. Есть благотворительный магазин, хозяйственные товары и газетный киоск. Трамвай, скрежеща, поворачивает за угол, когда я привязываю Говарда к ножке скамейки и собираюсь с духом, чтобы обратиться в благотворительный магазин насчет работы. И вот так удача – они с ходу берут меня, по вторникам и четвергам после школы. Легкотня!