Шесть ночей на Акрополе
Шрифт:
Понедельник
Предметы (неодушевленные) постепенно вступают по их собственному желанию в мою сознательную жизнь.
Вторник
Первое мая. Я прошелся по улицам. Кажется, будто весна действует наоборот — не снизу вверх, а сверху вниз, погружая тебя в землю.
Среда
Послезавтра. Послезавтра вечером. Что породит вздутая луна?
От Саломеи ничего нового.
Четверг
Я взял Паскаля. Раскрыл
«Примерно с половины одиннадцатого и примерно до получаса после полуночи
Слово написано посредине строки заглавными буквами, словно команда отряду, приводящему в исполнение приговор.
Стратис пошел прямо к освещенному окошку кассы. Поднимаясь, поздоровался слева с Николасом и Нондасом, справа, чуть выше — с Лалой и Сфингой, сидящими на скамье со стороны Одеона. Калликлис стоял перед ними, жестикулируя, спиной к нему.
Саломея еще не появилась. Тем не менее, он взял семь билетов.
Когда он опускал сдачу в карман, к нему подошел коротышка и, указывая пальцем на большие врата, сказал:
— Проходите!.. Вечный Парфенон!..
— Проходите!.. Утраченная красота!..
— Проходите!.. Развалины славы!..
Профессиональный гид…
На всех языках…
Он громко чеканил ямбы. Стратис не ответил. Человечек обращался к нему по-итальянски, по-английски, по-французски. Стратис посмотрел на него. В полнолуние лицо его казалось посыпанным мукой и имело глубокие морщины, проведенные множеством профессий.
— У меня есть античные монеты, — сказал он, словно на исповеди. — Вот это — античный обол. [78] Посмотрите: на нем изображен итифаллический сатир — совершенная работа!
Монета, извлеченная из кармана брюк, сияла в холодном свете. Стратис взял ее: рассмотреть что-либо было невозможно. Он вернул обол и молча посмотрел на дорогу, ожидая появления Саломеи. Фары автомобилей с длинными антеннами примешивались к ее отсутствию.
— У меня есть также уникальная коллекция светильников: все позы классической древности, независимо от пола…
78
Обол — мелкая монета в Древней Греции. Согласно представлениям древних греков, обол служил платой душ умерших лодочнику Харону за перевоз в Аид. Реминисценции Данте:
Я увожу к отверженным селеньям, Я увожу сквозь вековечный стон, Я увожу к погибшим поколеньям.— Независимо от пола… — повторил Стратис, словно под гипнозом.
Человечек приподнялся на носках туфель, отчего оказался еще ближе:
— Вот! Сапфические и юношеские [79] с потрясающими подробностями. Если желаете взглянуть на них после осмотра… Дома у меня спокойно и удобно для страстных любителей…
Фары время от времени обнажали кустообразный стебель, агавы.
— …Это в двух шагах отсюда. Дом, где царят доверие и понимание. Сегодня могут прийти и натуры, которые позируют…
79
Речь идет соответственно о женском и мужском гомосексуализме.
Рыжий верзила склонился к окошку кассы. За ним следовала толстенная дама с волосами кукурузного цвета, издававшими удушливый запах. Стратис не ответил. Гид пошел к новым клиентам и снова заладил свое. Стратис спустился к Николасу. Нондас язвительно сказал:
— «Fabrice oubliait compl`etement d’^etre malheureux». [80]
— Да,
Он то и дело поглядывал на дорогу.
— Посмотри, какой народ прибывает, — сказал Николас. — Похоже на премьеру на площади Оперы. [81]
80
«Фабрицио совершенно забывал, что он несчастен» (Стендаль. «Пармская обитель», 15).
81
Имеется в виду в Париже.
Люди появлялись самые разные — и греки, и иностранцы. Бородатый француз, дочь которого время от времени повторяла необъяснимое: «Maman, il fait une brume intensive». [82] Лодыжки у нее были тяжелые. «Если бы я остался во Франции, то мог способствовать зачатию подобного создания», — подумал Стратис. Затем появилась светская ватага, что чувствовалось по манере произношения «н». Затем — компания соседей. Девочка говорила: «Здесь день… Здесь ночь…». Юноша, явно уроженец Ионических островов, продолжил: «А здесь — Плака… Какая Плака красивая!». [83] И все компания захохотала. Затем появился учитель с десятком детей. Он рассказывал об Акрополе, цитируя Плутарха.
82
«Мама, тут очень темно» (фр.).
83
Плака — старинный район у северного склона Акрополя.
— Странно, но дети его слушают, — заметил Стратис.
— Эти ночи нас многому научат, — сказал лукаво Нондас, — если мы только сумеем воспользоваться ими как следует.
— Правильно, — сказал Николас. — Нужно было раздать вам инструкции по эксплуатации, но теперь уже поздно.
Саломея не появлялась. Стратису казалось, будто он выиграл весь Акрополь в лотерею и не знал теперь, что с ним делать. Он направился к скамье, на которой сидели Сфинга и Лала. Другие последовали за ним. Калликлис все еще витийствовал и жестикулировал.
— Уже больше одиннадцати. Поднимемся или разойдемся по домам? — спросил Николас.
Сфинга посмотрела на Стратиса и сказала:
— Странно, почему Саломея так запаздывает. Мы с ней ужинали вместе с Фустосом. Я ушла, потому что Клис ожидал меня. Она поднялась на минуту к нему в мастерскую, а затем должна была прийти сюда. Странно…
— Фускос — это тот, кто рисует тебя? — спросила Лала.
Сфинга лукаво глянула на Калликлиса, засмеялась и поправила:
— Фустос. Тот, которому я помогаю… Которому я помогла закончить Эдипа.
— Я этого не знал, — равнодушно ответил Калликлис.
— Как прекрасно, когда кто-то может помочь, — сказала Лала. — Иногда я чувствую себя такой ненужной.
— Если бы ты только захотела, он был бы в восторге. Мне известно, что теперь он ищет Европу, [84] — сказала Сфинга.
— Я не имела в виду Фускоса, — сказала Лала. — А что делает Европа?
— Сидит между двумя рогами, — сказал Калликлис. — Пошли. Поднимемся.
— Пошли лучше спать, — умоляюще пробормотал Николас.
84
Имеется в виду мифологический образ — финикийская царевна, похищенная Зевсом, который принял образ быка.