Шесть рассказов
Шрифт:
Едва Кин, под именем Кинкэ, сделалась гейшей, в иллюстрированных журналах сразу же появились ее портреты; позднее они стали распространяться уже и в виде открыток.
Все это давным-давно миновало, но Кин до сих пор не могла примириться с мыслью, что и пятидесятилетний возраст остался уже позади. Временами она поражалась, как долго живет на свете, а порой вздыхала о мимолетности своей весны. Состояние, оставшееся после смерти приемной матери, перешло по наследству к Сумико, сводной сестре, родившейся уж после того, как Кин взяли в этот дом. Поэтому выходить замуж ее ничто не принуждало —
С Табэ Кин познакомилась у Сумико в Тодзука, где сестра с мужем держали пансион для студентов. Табэ приходил сюда обедать, а Кин снимала комнату после того, как рассталась со своим покровителем, содержавшим ее более трех лет. Это было в начале Тихоокеанской войны. Вскоре у них возникли отношения, которые им приходилось тщательно скрывать—ведь по возрасту студент Табэ годился ей в сыновья. Правда, Кин в те дни выглядела очень молодо — никто не дал бы ей больше тридцати пяти лет. Сразу по окончании университета Табэ в чине лейтенанта попал в армию, но его полк пока стоял в Хиросиме. Кин дважды приезжала к нему туда.
Эти поездки ее очень утомляли. Едва она переступала порог гостиницы, туда тотчас же являлся Табэ, и она прямо с дороги попадала в его объятия. Темпераментный юноша не знал удержу, его молодые порывы доводили Кин до полного изнеможения. Впоследствии она признавалась, что в те минуты ей даже казалось, что она уже отдает богу душу. Посетив Табэ дважды, больше ездить в Хиросиму она не решилась, хотя он засыпал ее слезными телеграммами. В 1942 году Табэ отправили в Бирму, а в мае первого послевоенного года он вернулся в Токио. У Кин он появился в тот же день. Он ужасно постарел, передних зубов у него не хватало. Встреча оставила в душе Кин лишь разочарование. Прежнее чувство бесследно исчезло, и она простилась с ним без печали.
Табэ был родом из Хиросимы, но его брат—депутат парламента, помог учредить ему автомобильную контору в Токио. Вскоре после этого Табэ женился, и больше года Кин его не видела.
Во время бомбардировок столицы Кин буквально за гроши купила в районе Нумабукуро небольшой, но очень уютный домик и переехала туда. От Тодзу-ка до Нумабукуро было рукой подать, но нумабу-курский дом благополучно сохранился, а дом Сумико в Тодзука сгорел. Сумико со своей семьей поселилась у Кин, но после войны Кин ее выставила. Вскоре Сумико поставила на старом пепелище новый дом и теперь даже чувствовала к Кин нечто вроде благодарности — ведь как раз в то время можно было построить дом быстро и дешево.
Свою дачу в Атами Кин продала. Имея на руках около трехсот тысяч, она стала покупать ветхие домишки и, отремонтировав их, перепродавала в несколько раз дороже. Легкая прибыль не вскружила ей голову. Она понимала, что азарт здесь только повредит. А будешь вести операции осмотрительно, деньги будут расти, как снежный ком. Зачем, например, давать ссуды под высокие проценты, лучше снизить процент, но зато получить надежный залог. Не доверяя банкам, Кин не следовала и глупой привычке — держать деньги дома. Нет, она пускала их по возможности в оборот и для этого пользовалась деловыми связями мужа сестры. Она убедилась, что даже за небольшое вознаграждение
Жизнь вдвоем со служанкой в четырехкомнатном особнячке могла бы показаться со стороны скучной и однообразной, но Кин это устраивало, она не испытывала скуки. А глухонемая служанка имела даже свои преимущества: меньше болтовни — меньше сплетен. Собак Кин не держала, она полагалась на дверные запоры, а они в ее доме были надежнее, чем в любом другом. И все же иногда Кин трусила: а что если ее вдруг ограбят и убьют, да еще каким-нибудь бесчеловечным способом. Тишина в доме порою пугала, и Кин часто держала радио включенным с вечера до утра.
В это лето Кин свела знакомство с неким Ита-дани Киёдзи. В Мацудо он имел цветоводство. Кажется, он приходился младшим братом тому, кто купил у Кин ее дачу в Атами. В годы войны он держал торговую контору в Ханое, а по возвращении в Японию поселился в Мацудо и стал разводить цветы. Ему было не более сорока лет, но выглядел он значительно старше, голова его совсем облысела и казалась скользкой. Побыв у Кин несколько раз, когда он посредничал при продаже дачи, Итадани как-то незаметно участил свои посещения. Он стал появляться у нее каждую неделю, и его цветочные приношения оживляли строгие комнаты стареющей хозяйки.
Вот и сегодня в гостиной были поставлены в вазу чайные розы сорта «каштановые».
Полуувядшая листва печальна,
И розы инеем подернуты в саду...
Поздние чайные розы, как они схожи с поздней любовью! Это тоже чьи-то стихи. Свежий запах роз, настоянный в заморозке раннего утра, вызывает в душе Кин рой воспоминаний.
После телефонного разговора с Табэ Кин поняла, что Табэ привлекает ее больше, чем Итадани: он моложе. В Хиросиме он, правда, был груб, но он был такой молодой, такой темпераментный, а тут еще военная служба, она огрубляет. Вот почему встречи с ним—все же одно из радостных воспоминаний. Ведь чем острее бывает ощущение, тем памятнее и воспоминание о нем.
Табэ запоздал — шел уже шестой час,— но зато явился с большим свертком. Вынув оттуда виски, ветчину и сыр, он грузно уселся перед нагахибати 24. От его юношеского облика не осталось и следа. Одетый в серый клетчатый пиджак и темно-зеленые брюки, он выглядел типичным дельцом.
— А ты так же красива, как прежде.
— Да? Благодарю вас. И все же я уже не та...
— Глупости! Ты и сейчас лучше моей жены.
— Но ваша супруга, вероятно, молодая?
— Молодая-то молодая, да не то... провинция...
Кин взяла сигарету из серебряного портсигара Табэ; тот протянул ей огонь. Служанка внесла рюмки и тарелку с сыром и ветчиной.
— Ничего девчонка,— выговорил Табэ с ухмылкой.
— Да... но глухонемая.
Табэ с любопытством посмотрел на служанку. Девушка вежливо поклонилась, в глазах ее мелькнула нежность. Будто холодок пробежал по спине Кин. Раньше она не обращала на возраст служанки никакого внимания, а вот сейчас внезапно заметила ее молодость.