Шесть с половиной ударов в минуту
Шрифт:
– Вот как, - я сделала вид, что не понимаю, к чему он клонит. Шитро неловко топтался где-то сзади, и я впервые за время проживания с ним ощутила острую неприязнь к этому старому мастеру. – Должно быть, господин Кунатек сообщил вам, что я уезжаю из города, и вы пришли попрощаться.
– Правда? – Гтек удивлённо приподнял густые брови и бросил беглый озадаченный взгляд на товарища. – Когда?
– В ближайшие дни. Завтра или послезавтра.
– Очень жаль, очень жаль. Такой талант пропадёт зря…
– Это, наверное, тот юноша тебя надоумил, - вставил Шитро, которому, клянусь равновесием Часов, лучше было бы помолчать! – Тот, что заходил сегодня в мастерскую…
Гтек неожиданно весело рассмеялся, отчего не только его
– Ох, молодость! Прекрасное время, полное прекрасных чувств, - воскликнул он.
– Но будь осторожна, милая: на прекрасные цветы слетаются не только милые бабочки, но и ядовитые шмели.
– Верно подмечено, - ровным голосом проговорила я, глядя мужчине прямо в глаза.
– Я подчас и не знаю, хорошо это или плохо, что в нашем славном Королевстве люди с четырнадцати лет считаются самостоятельными и сами решают, куда идти и что делать. Ну да ладно, что это я разворчался, как старый служитель храма. Знай, милая: пока ты ждёшь своего паренька и решаешься, стоит ли оно того, ты всегда можешь рассчитывать на тёплый ночлег в уютных стенах.
Гтек вальяжно поклонился и подмигнул мне. Ещё немного, и я бы вспылила от нелепости ситуации. Двое взрослых мужчин – идиот и любитель молоденьких девушек – устроили мне засаду, построили из себя заботливых папенек и теперь расходятся, уверенные, что девица от них никуда не денется. Я прямо чувствовала себя какой-то птичкой, для которой придумали иллюзию свободы, дабы она не взбунтовалась, но её не существовало. Так же и я: у меня как будто имелся замечательный выбор, но на самом деле его не было. Шитро всё равно настоит на том, чтобы я ушла, а Гтек будет единственным человеком, кто пустит меня за порог дома.
Стоило единственному другу мастера Кунатека уйти, как старый мастер выжидающе и с явным непониманием уставился на меня.
– Не знал, что ты уезжаешь. Не слишком ли это… спонтанное решение?
– Оно не спонтанное, - соврала я. – Я давно его обдумывала. Не хотела говорить вам, дабы не расстраивать раньше времени.
На деле же я просто хотела сбежать от этих мастеров-интриганов и вообще из этого города. Появление Рандарелла как будто разбудило меня. Он словно привнёс в этот застойный мир что-то светлое и радужное, и после того, как я хлебнула это чувство, привычная баламуть города казалась мне слишком гадкой. Возможно, мне стоило уехать с другом и его наставником. Но тогда это будет означать, что я согласна вступить в орден. А мне не хотелось этого.
Что бы я ни говорила, моё решение было более чем спонтанным.
– Ясно, - только и сказал Шитро. – Раз ты уже всё решила, отговаривать тебя не буду. А пока… ты можешь… пожить, - я уже было удивилась, когда старик добавил, - у Гтека.
– Конечно, - с досадой протянула я. – Поживу. Можно… можно мне пока оставить свои вещи у вас? Позже, когда я буду покидать город, я заберу их. Они немного места занимают.
– Да, можно, - немного поразмыслив, сказал мастер.
И снова у меня не вышло разозлиться по-настоящему. Наверное, я слишком много думала, и моя разумность говорила, что нет смысла топать ногами и кричать. Я вспыхивала и тут же угасала, не успевая излить свой жар на окружающий мир. Прямо как Сайтроми.
Я вылетела из мастерской, совершенно не представляя, куда мне теперь идти. Но точно не к Гтеку! Что бы сделал герой бульварного романа? Попросился бы на ночлег к благодарным клиентам, и кто-нибудь из них обязательно приютил бы его. Но я честна сама с собой: мало какому безумцу придёт в голову приглашать к себе малознакомого человека, давящего на какое-то далёкое знакомство и напоминающего о ранней услуге. Меня впустят разве что такие же ценители юности и красоты, как Гтек.
Если бы я знала, где сейчас остановились служители Лангзама, я бы пошла к Рандареллу.
– Нет, нет, всё совсем не так! – услышала я голос и остановилась.
По
– Девушка, как мне пройти на улицу Лиловых Ветров?
Фонари ещё не зажглись, и разглядеть незнакомца было сложно. Ни голос, ни походка не выдавали в нём пьяницу, но я заподозрила, что этим вечером он опрокинул не одну рюмку.
– Через два дома поверните налево.
– Спасибо! Я же говорил, что это где-то близко. Кстати, нет, - сказал он, тыча в меня пальцем.
– Что «нет»?
– Дело не в красных комнатах. Дело в обычной комнате, населённой… этими… как-то позабыл название. Но и они не совсем в теме, понимаешь? Эх, ладно, - мужчина махнул рукой и побрёл своей дорогой. – Надо ещё продать пару вещиц, а то коллеги засмеют.
Очередной безумец. Да и как не сойти с ума в городе, у которого нет души?
Пока я бродила по улицам, меня посетила невероятная идея переночевать в доме Дойри. Пару дней он будет пустовать, пока не объявятся родственники или, что более вероятно, городской совет не приберёт его к своим рукам и не продаст за полцены каким-нибудь приезжим. Интересно, как скоро соседи заметят, что в дом пострадавшей ломится подозрительная девица? Мне следовало быть осторожной.
Пользуясь темнотой ночи и слабостью неярких фонарей, я таки попала в дом погибшей женщины. Меня всегда удивляло, что суеверные люди боялись оставаться в жилище, где ещё недавно душа какого-нибудь бедолаги отошла в мир иной. Эта вера в мстительных призраков породила множество легенд, которые в свою очередь дали жизнь не одному преданию. После вынесения тела из комнаты служители церквей и храмов советовали развевать по помещению благоухания ладана или лаванды. Запахи этих цветов не исчезают, а перетекают в иную реальность, и душа следует за ними. Там, за пределами нашего зрительного мира, ей проще отыскать дорогу к Терпящей. А ещё следовало выносить из дома все медные и железные изделия, которые якобы затрудняют перемещение души. Но это было не столько правилом, сколько рекомендацией, которой следовали лишь глубоко уважающие традиции люди.
Я не верила в эти предрассудки. Призраков не существует, а душа, куда бы она ни попадала после гибели телесной оболочки, не витает по несколько дней в последней обители своего носителя. Даже в книгах по религии ни разу не упоминалось, чтобы в мире оставались добрые или злые духи.
Я ночевала в доме Дойри ни ночь и не две, а целых четыре. И всё это время служители Лангзама не покидали окрестностей города, хотя и в нём самом почти не появлялись. Я предусмотрительно обходила дом мастера Кунатека стороной, проводя дни в библиотеке, если она была открыта, или за стенами на моём любимом камне. Но когда пару раз сталкивалась с Шитро на улице, он посматривал на меня с укором. Оставленные мною вещи привязывали меня к нему, и это давило на него, мешало освободиться от меня окончательно. Я прямо видела, как он мечтал выбросить мои скудные пожитки за порог мастерской, но воспитанность и норма приличия не позволяли ему. Я была уверена, что его грызло недоумение: что мешало мне переехать к Гтеку и оставить его, старика, в покое, стереть все упоминания о себе в его доме, как стирают пыль, которая маячит перед глазами, но о которой тут же забываешь, стоит только смахнуть тряпкой? Я играла на нервах Шитро, и с каждый днём это становилось всё опаснее. Даже такие неживые люди, как мастер Кунатек, умели взрываться. Вернее, это было единственное яркое чувство, на которое они способны: на них влиял внешний раздражитель, и они пытались избавиться от него и снова погрузиться в спячку. Как холодные течения вынуждают теплолюбивых рачков искать благоприятное место для сна. Как прикосновения лапок насекомых приводят к тому, что загоравшие на солнышке растения-недотроги прячут свои листья и цветки, заворачиваясь внутрь. Таким раздражителем я и была для Шитро.