Шестая плоскость
Шрифт:
Атви кивнула и улеглась на стол.
– Одна только просьба, - тихо проговорила она, когда ей в вену вошла игла с наркозом.
– Ну.
– Если в результате эта дурацкая оболочка испортится и разучится говорить, видеть и воспринимать, отключи меня.
– Тихо ты, - сказал Баром просто, - еще поживем.
***
– ...Отослал
– надрывался голос из агатона.
– Вишня, у тебя десять секунд, чтобы обозначить цель звонка, затем я кладу трубку, - уведомил ее Баром.
Он проверил капельницу девчонки и в который раз за эти дни вгляделся в ее безмятежное лицо. Признаков жизни не было, равно как и признаков смерти. Осмотрел свежий шов за ухом. Кожа заживала хорошо.
– Я хочу денег, гадский ты урод! Моральную компенсацию!
– завопил динамик.
– Помнится, ты говорила, что не хочешь брать с меня денег...
– Баром убрал прядь волос со лба спящей и повернулся к панели с ее показателями. Под снятой пластиной современного контроллера оказалась скрепка старого образца, чего он и опасался. Канцы по чудовищной ошибке не вытащили ее, что привело к воспалению и массе побочных эффектов. Ему удалось извлечь оба аппарата. Но девчонка никак не желала просыпаться.
– А я-то вообразила, что у нас все по-настоящему, - всхлипывала Вишенка, - Йорн сказал, она младше тебя кругов на шестнадцать!
– Ты не в себе. И с кем я веду дела, тебя не касается.
– Ты еще больший извращенец, чем я думала!
– завизжала трубка.
– Пришли мне на карту две тысячи толкачетов! Иначе я натравлю компрессоров на тебя и твою сучку!
– А как поживает Уло?
– вдруг поинтересовался Баром с театральной заботливостью, - он до сих пор ходит в школу на углу Прельяновой и Конотопской? Смышленый пацан, наверно, пошел в отца?
На том конце провода замолчали.
– Откуда ты это...
– У меня есть люди в Букве, - оборвал ее Баром, - и они приглядывают за теми, кто мне так дорог.
Вишня с легкостью поддавалась на манипуляции, чем особенно его раздражала. Но сейчас это оказалось кстати:
– Я беру свои слова обратно! Я ... Приношу свои извинения! Пожалуйста, Баром...
– Мне не жаль для тебя денег, Вишенка, ты добрая женщина. Я пришлю тебе не две, а пять тысяч в память о наших веселых временах. Но если ты еще раз попробуешь угрожать мне или доставишь иные неудобства, мои люди наведаются к твоему сынишке. И тогда тебе придется собирать ошметки его мозгов по всей плоскости, - с этими словами Баром завершил вызов и задумчиво уставился на кардиограмму спящей.
Математически девчонка должна была очнуться еще неделю назад. Он гнал от себя мысли о ее просьбе перед началом операции.
'Это был самый тяжелый случай в моей практике. Я выложился по полной. Малявка просто обязана проснуться - не имеет права сдохнуть после всего, что я для нее сделал. К тому же, она должна мне кучу денег' - мысленно оправдывал Баром свое нетерпение. Прекрасно понимая, что на деньги ему сейчас наплевать даже больше обычного.
На вторую
Как ни странно, дела в заведении шли в гору. Народ быстро позабыл о взрыве, в котором никто не пострадал. Поговаривали, что это была пиар-акция, организованная намеренно. Местная публика любила эпатаж.
Баром для профилактики провел серию воспитательных работ с мелкими предприятиями, платившими ему за защиту. Все хором утверждали, что не собираются повторять подвигов таманцев. В глубине души он даже был признателен старым конкурентам за такое стечение обстоятельств. Именно взрыв обеспечил присутствие малявки в его лаборатории, а это обернулось немалой выгодой. Игрушки, которые они смастерили с Атви перед операцией, разошлись по ценителям и имели успех.
'У этой соплячки был талант, - думал Баром и тут же поправлял себя, - есть'. Клиенты требовали новых патчей и копий девайсов для своих семей. Он сам когда-то ввел моду на пользование одинаковыми игрушками. Для него это означало оптовые закупки, а для покупателей - синхронные состояния с близкими. Люди покупали не шунты и кольца, а гармонию.
На третью неделю ожидания его колотил гнев. Он напился, разнес полмансарды, подошел к столу, где Атви смотрела коматозные сны, и сказал:
– Ты действуешь мне на нервы. Если не проснешься к завтрашнему дню, отключу тебя от аппаратуры. Будешь досыпать в другом месте.
Но делать этого не пришлось. В тот вечер она очнулась, разлепила глаза и осмотрела разгромленную лабораторию.
Баром читал, сидя под окном с бутылью граппы.
– Я пропустила что-то интересное?
– слабым голосом спросила она.
Он с делано-ленивой ухмылкой проворчал:
– Чтоб тебя агрегаторы сожрали, Атви! Как же ты меня выбесила!
– Сколько же я спала, что ты стал называть меня по имени?
***
Привыкание к новому миру ставило перед ней сверхзадачи каждую минуту. Атви заново училась ходить и говорить. Собственный голос оказался на пару тонов ниже, чем она привыкла. Первые дни ей чудилось, будто она оглохла, настолько тихо стало на ее мысленном фоне без вечного мельтешения рекламы. То и дело накатывали волны тревожного возбуждения - они напоминали морские приливы. Боль на месте разреза постепенно исчезала. Шов доходил до середины шеи и был выполнен ювелирно. На запястье, где крепился браслет для инъекций, остались две красные точки.
В сознании появилась незнакомая легкость. И тогда законы физики и гравитации словно сговорились против нее. Непослушное тело натыкалось на предметы обстановки, она пару раз теряла сознание посреди очередной восторженной тирады. Разбила висок об угол стола, чем вызвала град издевок со стороны Барома.
Впрочем, он казался довольным своей работой. Велел близнецам отгородить ей комнату для реабилитации рядом с холлом, где принимал посетителей. Раздвижные панели отлично пропускали все звуки. Атви подозревала, что это было сделано из стремления контролировать ее состояние, и ей это льстило.