Шестеро вышли в путь
Шрифт:
— Помилование, — коротко ответил полковник.
— Значит, хотите явиться с повинной? — спросил Харбов.
— Да нет, собственно... — Опять у полковника стали отсутствующие глаза. — Я, собственно, не хочу. Я так, к примеру. Просто хочется знать: ежели я выпущу вас и явлюсь с повинной, то что будет? Расстрел?
— Не знаю... Смотря по тому, что вы наделали здесь за шесть лет.
— Нет, — покачал головой полковник, — здесь ничего такого не было. Крестьян рассердить боялись.
— А когда были
— Ну это дело давнее, да и потом война...
— Не знаю... — Харбов пожал плечами. — Мы с вами вести переговоры не уполномочены, да и вообще вряд ли кто-нибудь с вами разговаривать станет. Сдайтесь, суд будет вас судить.
— Но были же похожие случаи! — раздраженно спросил полковник, как будто любопытствуя об обстоятельствах, его не касающихся. — Сдавались же офицеры белой армии.
— Ну что ж, могу вам сказать... Учитывается добровольная явка, раскаяние и прежде всего состав преступления. Если вы не очень зверствовали на гражданской войне, то могут осудить на несколько лет условно.
— Что значит условно?
Харбов объяснил.
— Так, так... — Полковник опять задумался. — Значит, если искренне раскаюсь, то, может, помилуют. Может, простят. Может, позволят жить в бедности и нищете, где-нибудь на краю России... — Он приходил все в большее возбуждение. Он сам себя распалял. Ярость опять клокотала в нем. — Руки коротки, господа комиссары! — закричал он истерическим голосом. — Еще сначала я над вами натешусь! Еще вы у меня в ногах поваляетесь! Еще я вашими слезками полюбуюсь!
Казалось, сейчас начнется истерика, но он с трудом заставил себя успокоиться. Все-таки рука дрожала. Он поднес ее к горлу, как будто трудно было дышать; покрутил шеей, будто давил воротник, и опустил руку. Он встал, маленький, худощавый, прямой, и сказал, выпятив грудь, высоко подняв голову:
— Вашу судьбу мы решим сегодня же. Честь имею! — Повернулся, четкими шагами дошел до ворот, приоткрыл створку и добавил: — Если кто исповедаться хочет, пожалуйста. У нас есть священнослужитель, даже довольно высокого ранга. Я вас своевременно предупрежу.
Он вышел, ворота закрылись, и снаружи загремел засов.
Минуту мы молчали.
— Да, — сказал Силкин, — интересная личность.
— А знаете что? — сказал Харбов. — Это ведь все одна болтовня. Пожалуй, полковник боится нас больше, чем мы его. Нам до своих добираться два шага, да и они к нам не через день, так через два на помощь придут, а у него где свои? За тысячу верст. Ну вот он покричал, погрозился, а дальше что? Сейчас небось соображает, как бы побольше выторговать. Нет, ребята, не тронет он нас. Не посмеет.
— И надо же было нам, — сказал Саша Девятин, — в двадцатом веке попасть в плен к страшным сыроядцам! Ну просто научно-фантастический роман.
Мисаилов свернул
— Ты, Андрей, совершенно прав насчет полковника, — сказал он, — и очень точно изложил ход его рассуждений. Так точно, что и спорить нечего. И все же есть одно обстоятельство, из-за которого все твои рассуждения и копейки не стоят. Ты говоришь про него, как про нормального человека, но ведь он сумасшедший. Ты разве не заметил? А как сумасшедший поступит, этого никто предугадать не может.
Он затянулся и спокойно выпустил дым. У меня все оборвалось внутри. Мне стало так страшно, как бывало только в кошмаре.
Глава семнадцатая
ЖИЗНЬ В БРЕДУ
В 1920 году полковнику Миловидову русская революция не казалась очень уж важным событием. Мужики и студенты всегда бунтовали и бунтовать будут. На этот случай существует нагаечка, а то и пулемет. Войска, преданные его величеству, наведут порядок, будут ускоренные производства, выйдут чины и награды.
Миловидов командовал полком на севере, под начальством генерал-лейтенанта Евгения Карловича Миллера, офицера из хорошей семьи, начинавшего службу в лейб-гвардии его императорского величества гусарском полку. В том же полку служил до революции полковник Миловидов, так что они с главнокомандующим были однополчане.
Печальным событиям на фронтах гражданской войны, разгрому Колчака и Юденича, поражению Деникина, даже уходу из Мурманска и Архангельска американских и английских войск полковник не придавал большого значения. Неудачи на войне бывают всегда и ничего не решают. Мир создан по определенным законам, и эти законы измениться не могут.
В январе полк Миловидова ходил в карательную экспедицию на Терский берег и заслужил одобрение начальства. В феврале главнокомандующий вызвал полковника и говорил с ним дружески, как однополчанин. Речь шла о новом важном поручении. Миллеру не хватало солдат. Север России мало населен, а пополнение необходимо. Полковник должен был с небольшим отрядом пробраться в глухие лесные места и набрать тысячи полторы рекрутов. Потом следовало обучить их и принять командование вновь сформированным полком.
Миловидов ураганом прошел по деревням, которые даже на картах не значились, и набрал хоть не полторы, но тысячу дремучих мужиков, безграмотных, диких, однако вполне годных в солдаты.
Теперь предстояло создать полк из этого, правду сказать, не первоклассного материала. Мужики разбегались, но Миловидов расстрелял пятьдесят человек перед строем, и побеги прекратились. Началась муштра. Фельдфебели попались хорошие, старой школы. Раньше или позже, из этого стада получился бы полк не хуже других.