Шестой иерусалимский дневник (сборник)

Губерман Игорь Миронович

и скоро я восторгу облысения

подвергнусь в результате облучения.

347

Уверенность, что я перемогнусь,

не снизилась в душе ни на вершок,

поскольку я, конечно же, загнусь,

когда всё будет очень хорошо.

348

Забавно, как денно и нощно,

до самой могильной плиты

старательно, резво и мощно

мы гоним поток суеты.

349

И

по безвыходности тоже,

и по надрезу на судьбе —

с тюрьмой недуги наши схожи,

но здесь тюрьма твоя – в тебе.

350

В болезни есть таинственная хватка —

тюремной очевидная сестра:

почти уже не мучает нехватка

всего, что было радостью вчера.

351

Приметливо следя за настроением,

я пристален к любой в себе подробности —

как будто занимаюсь измерением

оставшейся во мне жизнеспособности.

352

С недугом познакомившись поближе

(с тюрьмой не понаслышке я знаком),

я сходство обнаружил: хочешь выжить —

в тюрьму не погружайся целиком.

353

Терпению крутое обучение

ведут со мною славные ребята;

«Мучение – вот лучшее лечение», —

учили их наставники когда-то.

354

Узник я, проста моя природа,

я не тороплю скольженье дней,

в будущем обещана свобода,

я пока не думаю о ней.

355

Отнюдь не в лечебной палате —

я дома, гостей угощаю,

однако в больничном халате

всё время себя ощущаю.

356

Бывают в жизни обстоятельства —

другому знать о них негоже,

и самолучшее приятельство

за эту грань уже не вхоже.

357

От шуток хорошо бы отучиться:

живя без их ехидного коварства,

я стал бы эффективнее лечиться,

смех сильно ослабляет яд лекарства.

358

Кошмарный сон тянулся густо,

аж голова от пота взмокла:

лежу на ложе у Прокруста,

а надо мною – меч Дамокла.

359

Шёл еврей в порыве честном

сесть и тихо выпивать,

но в углу каком-то тесном

рак его за жопу – хвать!

360

Душа металась, клокотала,

бурлила, рвалась и кипела,

потом отчаялась, устала

и что-то тихое запела.

361

Образ жизни мой шальной

стал теперь – кошачий,

и не столько я больной,

сколько я

лежачий.

362

Но нельзя не подумать, однако,

что причина – в рождения дне:

я рождён под созвездием Рака,

он был должен явиться ко мне.

363

Я справедливо наказан судьбой,

вряд ли отмолят раввины,

грустный пейзаж я являю собой —

радостей жизни руины.

364

Мой рак ведёт себя по-свински,

поскольку очень жить мешает,

а говоря по-медицински,

мне дозу кары превышает.

365

Согласно процедуре изучения

плетусь из кабинета в кабинет,

я нынче пациент, объект лечения,

а личности – в помине больше нет.

366

Сейчас мои доброжелатели,

пока верчусь я в передряге, —

отменных сведений жеватели,

я рад, что счастливы бедняги.

367

Я к вечеру бываю удручён

и словно опалён огнём из топки —

возможно, потому что облучён,

хотя всего скорей – в тоске по стопке.

368

Читаю. Но глаза ещё следят

за очереди медленным течением,

вокруг мои соракники сидят,

печальные, как рак под облучением.

369

Сижу поникший, хмурый, молча,

какая ж, думаю, ты блядь:

в меня вселившаяся порча

на душу тянется влиять.

370

По жизни счастлив я, однако

скажу как честный старожил:

владей я княжеством Монако,

совсем иначе я бы жил.

371

Завидя жизни кутерьму,

я прохожу насквозь и мимо,

поскольку я для всех незримо

несу в себе свою тюрьму.

372

Послушно принимая курс лечения,

покорствую, глаза на всё закрыв,

испытывая счастье облегчения,

когда мне объявляют перерыв.

373

Подумал я сегодня на закате:

ведь мы, храня достоинство и честь,

за многое ещё при жизни платим,

что Страшный Суд не может не учесть.

374

На время из житейской выйдя школы,

вселился в медицинский я шатёр,

и ныне честолюбия уколы

сменились на уколы медсестёр.

375