Шхуна, которая не хотела плавать
Шрифт:
И тут Майк привлек мое внимание к двум портовым катерам, буксирчику и лоцманскому катеру, которые все поспешнее брали на борт жандармов. Выяснилось, раз мы не слишком торопились встретиться с ними, они заторопились встретиться с нами. Я показал им спину, и «Счастливое Дерзание» обратилась в бегство. Нет, вовсе не в трусливое бегство. Думается, при таком перевесе сил даже Нельсон не пожелал бы вступать в бой.
Результаты этого досадного недоразумения могли бы оказаться неприятными, если бы удача не улыбнулась нам. Мы медленно, с достоинством трюхали по проливу, и туг нам повстречался возвращающийся в порт баркас. Внушительная надпись на носу «Орегон» была мне знакома, как и шкипер. Теофиль Дечеверри был потомком баскских рыбаков, обосновавшихся
Тео тоже меня узнал. Его приветственный рев перекрыл грохот обоих наших двигателей. Он прижал «Орегон» к нашему борту с таким самозабвенным восторгом, что «Счастливое Дерзание» по сей день хранит рубцы от этой встречи.
— Фар-р-рли! Чер-р-рт возьми! Наконец-то ты снова в Сен-Пьере. C'est bon! C'est magnifique! (Это хорошо! Это великолепно! (фр.)).И на собственном bateau (судно (фр.))ты приплыл!
— Oui, Теофиль, — ответил я, когда мне удалось вставить словечко. — Я тут, но je ne pense pas (Я не думаю (фр.)), что останусь тут долго. Regardez-vous (Посмотри-ка (фр.)) вон туда! — И я указал на быстро нагоняющую нас флотилию.
Тут за дело взялся Майк. Он толково объяснил, что произошло. Тео принялся хохотать, как взбесившийся морж, а отхохотавшись, прыгнул к нам и велел мне застопорить двигатель. Вскоре нас окружила Оборонная эскадра Сен-Пьера, и некоторое время царила оглушительная неразбериха.
Когда все более или менее уладилось, «Счастливое Дерзание» с Тео у руля вернулась в порт под дружеским эскортом флотилии. Прекрасное качество сен-пьерцев: хотя они легко вспыхивают, но и прощают столь же быстро.
Они показывали себя с лучшей стороны и когда речь шла о всяких других мелочах, о которых я позабыл позаботиться перед отплытием из Грязной Ямы. Например, я не озаботился получить официальное разрешение заходить в иностранные порты. Не побеспокоился я и зарегистрировать шхуну, так что никаких документов у меня не было. Ни документов. Ни флага. Ни порта приписки, и даже названия на носу и корме.
Не успели мы причалить, как Тео спустился вниз вместе с начальником таможни и еще двумя-тремя официальными лицами в форме. Начальник оказался не слишком покладистым. В одном из зубов у него было большое дупло, и он пессимистически его посасывал, пока Тео убежденно заявлял, что в нашем случае никакие документы не требуются. Начальник отказывался этому верить, и все они долго и горячо препирались без всякого толка, пока на Тео вдруг не снизошло озарение. Вот что он поведал нам позже:
— Понимаете, я сказал им, что раз ваша шхуна не принадлежит ни одной стране, ее нужно удочерить. Я напомнил им, что по крови мы все баски и что некогда баски были самыми великими мореходами в мире, хотя теперь, оккупированные Францией и Испанией, мы не имеем ни единого судна, плавающего под нашим флагом. Так почему же, спросил я их, нам не удочерить эту отличную маленькую шхуну? Мы поднимем на ней флаг Семи баскских провинций. Да, и порт приписки, и документы — все на баскском языке! И тогда по океанам будет плавать одно судно под флагом нашей древней родины! Что они могли ответить!
Естественно, они ответили «да», и с таким энтузиазмом, что моего мнения никто не спросил. Вот так «Счастливое Дерзание» перестала быть ньюфаундлендским судном и стала флагманом торгового флота басков.
Глава тринадцатая
С ДУШОЙ СТОЛЬ ЧИСТОЙ
Как-нибудь утром, до того, как я
Мадам Элла Жирарден увидит меня в окно, и на стойке меня уже будут ждать чашка кофе и булочки. А если Элла уловит некоторую неуверенность в моей походке, рядом с чашкой будет стоять рюмочка коньяку.
Кое-кто из тихих клиентов за столиками поздоровается со мной небрежным «бонжур». Другие, возможно, поприветствуют меня по-португальски или по-испански. Я буду наслаждаться завтраком и слушать замечания о видах на улов и о событиях в океаническом мире.
Утро — время для разговоров, но затем я выйду на мощенные булыжником улочки, которые убегают вверх по склону между теснящих друг друга узких домов маленького городка. Если день солнечный, я могу отправиться гарпунить омаров в бухте Равенель. Или напрошусь в баркас моего приятеля с островка Иль-о-Марене и уйду в море на пятнадцать миль выудить треску или палтуса на завтрашний обед. Однако скорее всего я неторопливо спущусь в порт навестить моряков одного из двух десятков испанских и португальских малых траулеров, стоящих у пристани.
Днем я, возможно, не спеша поднимусь по длинным, поросшим кустарником склонам за городом и пройдусь по каменистому безлесью, по душистым, голубеющим люпинами травам до скалистого гребня над Кап-о-Дьяблом. Оттуда я погляжу на юго-восток над аккуратными квадратиками города, над широкой двойной бухтой за мыс Галантри-Хед, на дальний полумесяц пены, кипящей на зловещем рифе, который носит название Лез-Анфан-Пердю — Погибшие Дети, и еще дальше — на берег Канады, то есть Ньюфаундленда.
Вскоре с моря начнет надвигаться туман, и надо будет спуститься с холма и идти по улочкам, погружающимся в призрачную дымку, до «Ла-Жуанвиля», где за длинной стойкой Жан нальет мне стаканчик горячего пунша, «чтобы просушить ваши косточки», и примется рассказывать фантастические истории об эпохе «ле-виски», когда Сен-Пьер был средоточием интересов, а порой и огнестрельного оружия умученных жаждой миллионов граждан США — умученных «сухим законом». Жан снова расскажет мне, как ряды ныне заброшенных пустых складов на берегу когда-то были под потолочные балки заставлены сотнями тысяч ящиков с виски, коньяком, ромом и разными винами; и опять заговорит о неуловимых людях с непроницаемыми лицами, командах быстроходных, частенько безымянных судов, приходивших и уходивших по ночам, отправлявшихся на тайные рандеву с выкрашенными черной краской катерами у берегов всех штатов Новой Англии.
Я повторю все, что делал тогда, но одно не повторится. С наступлением вечера Теофиль Дечеверри не будет ждать меня в своем старом доме с многочисленными пристройками, и мне уже не придется сидеть до утренней зари, следя за сменой выражений на его смуглом орлином лице и слушая, как гулким басом он повествует на смеси чудесного французского и жуткого английского об островах, которые он знал так хорошо и любил так глубоко. Тео умер. Но я всегда буду его помнить, ибо он более кого-либо другого помог мне узнать опутанный мифами крошечный архипелаг, расположенный всего в двенадцати милях от побережья Канады — загадочный край Сен-Пьера и Микелона.
Поскольку приготовления для претворения «Счастливого Дерзания» в даму баскского происхождения требовали нескольких дней, Тео предложил поставить ее на слип на верфи. Он не сомневался, что местные умельцы отыщут места течи и надежно их заделают, а пока она будет стоять в сухом доке, у нас будет время перекрасить ее и вообще сделать ее покрасивее для церемонии крещения.
Я не слишком-то верил, что кому-либо когда-либо удастся найти и устранить причины ее течи, но мысль о том, что день-другой можно будет не стоять у насоса, была настолько соблазнительна, что я тут же отправился на верфь договориться о ремонте.