Шипи и квакай, и пищи на весёлую луну !
Шрифт:
Пленка крутилась, ничего нового Смоковницын не находил. Интервью Симон, обрыв, подсъемка местности, этого не было в эфире, обрыв, крупные планы автокаравана, снова выстрелы, крики...
Тут Петр не смог понять что его вдруг смутило. Еще раз - выстрелы, крики... выстрелы, крики, Елена Симон бежит к машине, оборачивается, стоп! Она улыбается! Симон улыбается! Плохо видно - далеко, но, присмотревшись....
Петр еще раз прокрутил, точно - она улыбается. Вот те раз. Вот так похищение! А ну-ка дальше. Дальше - люди с "абаканами", стреляют, стреляют, никто не падает...
Лярвин! Это был Лярвин! Смоковницын моментально вспомнил жест полковника. Весьма характерный. Привычка, которая выдавала Лярвина с головой. Только он так безжалостно мог теребить свой нос тыльной стороной ладони. И фигура его, и жесты его, и походка его! Или там на поле боя играл Лярвина гениальный актер, или это был сам Лярвин!
Больше в этом Петр на сомневался. Он даже взвизгнул от удовольствия.
– Петя, - тронул его за плечо Вагиз, - имею файлы. Ничего особенного. Твоего юзера коннектил Голованный. Его намбэ.
Испытать шок Пете не дали люди в черных масках. Они из коридорной тишины впрыгнули в тесный, как коробок, кабинет Вагиза, круша аппаратуру, словно буйные черти из табакерки. Петруня сказал "аттачмент", Смоковницын ничего сказать не успел, мир, во второй раз за день перед ним растаял, и он, нахмурившись, погрузился в нежную прану, уже не чувствуя, как на голове зреет новая шишка.
ФАЙЛ ТРЕТИЙ.
Стало сереть и сквозь крохотное отверстие под потолком пробивалось все меньше света. В полутемной, от этого казавшейся ещё более тесной, комнате затхлый, пахнущий тиной воздух отяжелел, кислый запах пота резал глаза. Но два тела на промокшем насквозь матраце все еще не завершали плотоядных своих упражнений.
Мэрелин оказалась ненасытной девушкой.
Веня во время торопливых ритмичных движений все-таки умудрялся ловить тонкую струйку свежего воздуха - поддувало из окна, иначе пришлось бы совсем тяжело; но, чтобы схватить один-два глотка, приходилось высоко запрокидывать голову и приподниматься всем телом, почти подпрыгивать над томной хозяйкой.
В такие секунды партнерша терялась в полумраке, ее черты расплывались, только золотые кудряшки беспечно светились одиноким солнцем в сером помещении.
Вдохнув очередную порцию спасительного сквозняка, Веня припал к Мэрилин на самой пике сладостной истомы, и готов был в страстном всеповергающем напоре закончить бойкую схватку, но мрак расступился, и обнажил вовсе не обворожительные черты образчика классической прелести, а нечто чуждое, чудовищное, мерзкое.
У бедного Вени охолодела мигом грудь, взрезало тупым орудием внутренности, так, что едва не сблевнул, сознание помутнело, а в нос ударила плотная струя мерзкого животного запаха, как из никогда нечищенной конюшни.
Обманутого любовника тут же прибило к стенке, припечатало. Лишь причинное место он прикрыл железной миской с пшенной кашей. А каша просыпалась застывшими ломтями, прилипла к вениным в миг остуженным ногам, и повисла на них желтыми пупырчатыми струпьями.
Нечто, с которым Веня продолжительно, с полной отдачей только что совокуплялся,
Оно было короткоколченогое с вытянутыми костлявыми ступнями, с худосочным извилистым телом, подернутым рыжею шерстью, руки, если можно две кривые кочерги назвать руками, болтались до полу, а морда - извращение даже для дьявольской фантазии, вытянутая, ощеренная ста зубами, подвальные московские крысы пред нею - весенние бабочки. Голова в полтуловища болталась на тонкой змеиной, как дождевой червь, шее. Живот от чего-то вздулся и пульсировал, а ноги прилеплялись к тазу с разных, диаметрально противоположных сторон и шевелились, будто костей в них и нет вовсе.
Чудовище зашипело, оскалилось и, раскрыв плотоядную пасть, встало на карачки, и поползло, вихляя телом, к онемевшему напрочь стрингеру. Бежать было некуда. Веня втирался в стенку как мог, но она холодная кирпичная, сквозь нее не пролезешь. А дама сердца подбиралась все ближе, и несчастному любовнику почудилось, что прицелилась она на то самое место, что скрыл он неумело под чашкой с пшенной кашей. Даже зубами щелкнуло отродье, стрингера чуть инфаркт не схватил.
Металлическая чашка - не лучшее средство обороны от многозубых хищников, но выбора у стрингера не оставалось. Справившись со слабостью, он закричал во всю глотку и крик вышел не победный, а скорей, панический, но все же придал Вене силы, он подпрыгнул, что было мочи, размахнулся чашкой, будто палицей и, вложив в удар всю бешеную ненависть к сексуальной обманщице, звезданул ее по мохнатому толстому носу.
Он где-то читал, что для животных простой щелчок в эту часть морды, пусть даже не сильный, болезнен оскорбительностью своей, от унижения животное иногда помирает, не выдерживая морального падения.
Тварь, конечно, не погибла. Выдюжила. Но удар ее потряс. Чудовище хлопнулось на задницу, матюгнулось, и правой кочергой принялось тереть ушибленное место.
Веня выиграл время и отступать теперь не собирался. Пока "пассия" окончательно не очухалась, он, преневзмогая отвращение, кинулся ей на шею, остерегаясь, чтобы не попасть на крепкие клыки, быстро и ловко провел старый добрый, выученный в далеком детстве борцовский приемчик, завалил тварь, выкрутил ей за спину обе кочерги, а чтоб не дергалась стукнул крепко башкой её пару раз об пол. Чудовище успокоилось. Стрингер тоже.
Хотел разможить ей череп окончательно, но пожалел. Обошелся тем, что разорвал матрац, из ткани наделал веревок, связал, как мог. Использовал и платье - заткнул пасть. Пока возился из кармашка платьица выпала магнитная карточка - ключ, нужный ему ключ!
Не ликуя раньше времени, победитель крысы осмотрел входную дверь и не обнаружил ничего, что напоминало б отверстие для карты. Изучил карту. Обычная с магнитным кодом. Одним концом надо вставлять в специальную щель. Щели нет.
Фурия зашевелилась. Веня пнул её пяткой в лоб. Стихла.