Шипи и квакай, и пищи на весёлую луну !

Раздольнов Глеб

– Я бы хотела, чтоб вы были моим начальником.

Петр вышел.

На улице он моментально забыл о разговоре. Янск запрудили военные части. По дорогам двигалась боевая техника, танки гремели гусеницами, солдаты с АКМами наперевес бродили по тротуарам, клелись к девушкам.

– Эй, - кричали они.
– длинноногая! В кино идем?

– А у тебя денег нет, служивый, - смеялась девичья стайка.

– А мне и не надо денег, - кричал в ответ ухарец с задранной на затылок ушанкой, размера на два меньше нужного, - у меня волшебная палочка имеется!

Просто сим-сим какой-то! Скажешь открой - все откроет!

И демонстрировал сим-сим - блестящий "калаш". Для наглядности пару раз выпалил в воздух. Девчонки завизжали и разбежались.

Петр легко вышагивал по мокрому бульвару. Впервые за много дней сквозь тусклые облака пробивало светлое живое солнце. Потеплело. В мыслях своих он как-то отвлекся от пережитых событий, перестала мучить головная боль, ярко блестели начищенные ботинки, лужи играли светом, метались в разные стороны брызги.

Городок тихо жил, расписанный поздней осенью, той еще художницей. Пестрые дома, деревья, проспекты пели шумные песни, сложенные из гармонии звуков старой, прежней жизни. Город не привык к новым звукам, не запомнил их пока, и воспроизводил, казалось, только по крайней нужде, когда невмоготу, когда уже было не скрыть их, когда они надвигались со всей непредсказуемой мощью, гася неуемным грубым басом прежнее родное, нежное.

Хотя Смоковницын шествовал по знакомым переулкам в милицейской форме, его несколько раз останавливали военные патрули и придирчиво осматривая, проверяли внимательно документы. Ему надоело каждый раз рыскать рукой за пазухой, во внутреннем кармане, где лежало удостоверение - патрули каждый раз напрягались - понес его просто в руке.

У центрального рынка случилась какая-то заваруха. Еще на подходе услышал страшный гвалт и мелкие очереди. Когда завернул за угол увидел, что несколько бойцов вытягивают из мелкоторгового магазинчика ящики с водкой.

– Дэнги! Плати дэнги!
– прыгал вокруг них пожилой азербайджанец, - это дэнэг стоит!..

– Пошел вон, обезьяна!
– отвечали бойцы, напрягаясь под ношей.

– Милицая! Милицая!
– заголосил хозяин, завидя Смоковницына, - Грабат же! Милицая!

Петр кинулся было на выручку, но встал, как вкопанный, посреди проезжей части. Один из солдат трусливо шмальнул в азера, прямо с бедра, тот вроде и не понял, что произошло, все тянул руку к Петру, а потом дернулся всем телом, обмяк и свалился в лужу, как раз у самого порога магазина. Оттуда выходила крохотная старушка с буханкой хлеба, схватилась за сердце.

Солдатик повернул дуло в сторону милиционера. Петр увидел его зло скроенные губы. Тут же подкатила патрульная машина, из нее легко выскочил бойкий начальник. Бойцы указывая на труп, объяснили, что тот не предъявил документы, пытался бежать. Вероятно, террорист.

– Однозначно, террорист, - согласился начальник, - грузи водку! Вот и милиция нам подтвердит, что нападал на ребят, точно?

Начальник солнечно необъятно улыбнулся Смоковницыну, так и стоявшему в полной немоте на проезжей части.

Военный лихородачно распоряжался:

– Быстрей пацаны! Долго возитесь! Вперед - на зачистку, шмонаем квартал от и до, запертые квартиры взламываем, кто забыл - "Камазы" на соседней улице. Ну, бегом! Бегом!

Они бросили труп в кузов машины и побежали мимо Смоковницына, начальник приятельски хлопнул его по плечу.

Потемнело довольно скоро. Все же осень, дни коротки. Смоковицын добрался до дома Крохобора, успев порядком промерзнуть. Над городом взошла зеленая Луна, и она подмигнула ему хитро лягушачьим глазом, когда он, задрав голову, разглядывал желтые окна квартиры Полтинного.

Дверь ему открыли двое. Плотно скроенные, что в рост, что вширь. Габаритные хлопцы не умещались в довольно просторном проеме, терлись крутыми плечами, с детским любопытством озирали милиционера.

Смоковницын решил, что двоится у него в глазах. Тряхнул головой, видение не пропало. Двое по-прежнему жались в коридоре квартиры, хлопали непонятливыми глазками, волновались жутко, с бритых черепов синхронно сползали абсолютно одинаковые нервные капли пота.

– Братья что ли? Близнецы?
– уже уверевшись в реальности увиденного поинтересовался гость.

Детины дружно замотали блестящими макушками.

– Не братья?
– изумился Петр, опять ощущая неправильность бытия и сомневаясь в непогрешимости своего рассудка, - а кто?

Детины замялись. Ретировались в глубь квартиры. Миллиционер прошел следом. Он слышал, что у Крохобора были какие-то чудные охранники, что служили они ему преданно и бесплатно. Еще и оказались идентичными как пятки, как два глупца из ларца в старой сказке.

– Так, вы как это?..
– не успокаивался следователь, присев на край широкого дивана, - родственные связи, что ль? Иль как?

Мальчики внушительно поигрывали беспредельными мускулами, вибрировали желваками, но внушительные фигуры все же выглядели жалко, по-детски и выдавали громил с потрохами. Ребята дико смущались.

Только что гладкие их, крупные и бездумные лица преобразились, будто мигом постарели. Невероятное стеснение рисовало на них калейдоскопические выразительные картинки из массы вдруг

образовавшихся складочек, ямочек, мелких морщинок. Подвижным чертам их Смоковницын поразился, хоть пазлы собирай, подумал он.

– Клоны мы, - наконец нерешительно ответствовали парни, - мы... клоны...

Пришел черед неметь и глупо хлопать ресницами следователю. Впрочем, он быстро преодолел зачумленное состояние.

История, которую, сбивая друг друга и даже всерьез друг друга покалачивая пудовыми кулаками, рассказали удивительные "секъюрити" то смешила Петра, то вызывала в нем искреннее мужское отвращение. Но все же чувства симпатии и умиления к двум непривычным особям человеческого рода, что вели себя малышней в детском саду, взяли верх над всем остальным, так что Петр в конце концов даже преисполнился искренной жалостью к нынешнему положению клонов.