Шипучка для Сухого
Шрифт:
Все всё прекрасно понимают. Это пагубная привычка. Она — убивает. Но удовольствие настолько велико, что невозможно отказаться. Пока не заменишь чем-то другим, менее смертельным…
Ты — моя смертельная болезнь, Олег. Моя пагубная привычка.
Ты меня убиваешь.
Вернее, убил уже.
И теперь… Теперь оживляешь. Зачем-то.
Я открываю глаза и пытаюсь вырваться из плена настойчивых ласкающих рук, но ничего не выходит.
Олег одним длинным движением проникает в меня, и воздуха не остается даже на вдох.
Что уж говорить
Я напрягаю пальцы, отворачиваюсь от жадных губ, стараюсь не поддаваться, не двигаться навстречу медленным, сильным толчкам, но ничего не выходит.
Мои руки оказываются прижатыми к кровати над головой, мои губы беспомощно раскрываются под напором его губ, и даже застонать толком не получается, не дает он мне стонать. Жадно имеет, ускоряясь, все сильнее двигаясь, заставляя проклятое послушное ему тело отвечать. Реагировать.
Поддаваться.
И в итоге я сдаюсь. Пусть. Еще чуть-чуть. Немного совсем. Совсем.
А потом…
Додумать я не успеваю, Олег убыстряется, отрывается от губ, меняет позу, забрасывая мои ноги себе на плечи, угол проникновения меняется, и я кончаю практически сразу. И так громко и сильно, что потом даже дышать какое-то время не получается.
Пелена перед глазами, ноги подрагивают. Как в тумане, ощущаю последние, самые жесткие, безжалостные движения в себе, а потом Олег негромко и довольно матерится и укладывается рядом, по-хозяйски подтягивая меня к себе под бок.
И да, я позволяю себе и эту слабость. Просто лежать с ним, дышать одним на двоих, пахнущим сексом воздухом. Слушать успокаивающееся сердце. Ощущать тяжесть руки и на талии, жар кожи. Это мой маленький личный кайф. Последнее затишье перед тем, как закончится действие наркотика.
И наступит ломка.
— Люблю тебя, Олька…
Тихий шепот обескуражил бы. Если б я могла его еще воспринимать так, как ему хотелось.
Но я не собираюсь этого больше делать. И потому молчу. Он ждет, наверно, ответа.
Зря, Олег. Опоздал ты. И сильно.
Я шевелюсь, выбираюсь из объятий.
Потеря его тепла ощущается катастрофой. Но я терплю. В конце концов… Лучше обрубать сразу. Чтоб без привыкания.
Хотя… Оно уже есть, привыкание. Ну, значит, с наименьшими потерями.
А не как в прошлый раз.
— Кофе?
— Да.
Олег понимает, что что-то не так, тоже собирается, садится на постели, смотрит на меня внимательно, изучающе.
Я от этого взгляда ежусь. Но не подаю вида.
Нет, Олег. Больше нет.
Иду на кухню, накидывая по пути халатик, варю кофе.
Он приходит следом. Уже умытый, натянувший джинсы.
Я избегаю на него смотреть. Варю кофе, занимаю мысли тем, что сделать на завтрак.
Он смотрит. Смотрит, смотрит, смотрит…
Господи, этот его взгляд!
Не смотри так на меня, Олег! Не смотри!
— Олька… — шепчет он неожиданно, и турка со стуком опускается на столешницу. Неправильно это, след останется… О чем я думаю? — Оль… Прости меня, дурака, а? Оля…
Я
Смотрю, как от горячего днища турки по столешнице расплывается пятно. Надо разговаривать. Надо.
Снять интоксикацию.
Я убираю турку на плиту, сажусь напротив, твердо смотрю в глаза. Светлые, жестокие глаза моего убийцы.
Ну что, Олег, поговорим?
Не сказать, чтоб у меня было много сил, но…
— Я тебя давно простила, Олег.
И это правда. Правда, черт.
— Простила. Но забыть не смогу.
— Ольк…
— Олег… Я не буду задавать глупых вопросов, зачем ты приехал, что ты планируешь дальше. Просто потому, что меня это все больше не касается. И дальше не будет касаться. Той меня, той Ольки, которую ты знал, больше нет. Я — совершенно другой человек. У меня давно своя жизнь, работа, учеба, планы. У меня жених есть, Олег.
Я внимательно смотрю в его глаза. И вижу, как сужаются зрачки от каждого моего слова. Как становятся жестче губы, острее скулы.
Да, Олег, все именно так. Все так.
— То, что было этой ночью… Это… Я не знаю, как это назвать…
Знаю. Наркотик. Но тебе не скажу.
— Но больше этого не будет. Я люблю другого человека. Он — хороший, надежный, верный. Любит меня. И я не собираюсь его унижать обманом. Он этого не заслуживает. И поэтому, Олег, мы с тобой сегодня попрощаемся навсегда.
— Ольк… Выходи за меня замуж.
Я замираю. Смотрю. Наверно, с удивлением. Олег пользуется моим удивлением, резко придвигается ближе вместе с табуреткой, не сводит с меня острых глаз.
— Шипучка… Я виноват перед тобой. Я — дурак! И я там… Понимаешь, я только и выжил потому что знал, что ты где-то есть. Я не думал, что ты меня дождешься, нет! Но я… Я же без тебя подохну, Оль. Останься со мной! Ты не пожалеешь! Ты знаешь, я все сделаю для тебя.
— Как в прошлый раз? — горько вырывается прежде чем успеваю проконтролировать свой порыв, — да? В прошлый раз ты тоже собирался сделать все. И сделал. Все. Больше я так не хочу. Ты — опасность, понимаешь? Ты — болезнь. Я выздоровела уже. И не хочу рецидива.
— Оля…
— Ну вот хорошо, — опять перебиваю, отсаживаясь подальше на всякий случай, потому что тяжело это очень, рядом с ним быть, — ты вернулся. Что ты будешь делать? А? Я тебе скажу, что. Ты пойдешь к друзьям. Да? Кто же поможет еще, если не друзья? Потом ввяжешься в какую-нибудь историю, в которую вы все время ввязываетесь, и все повторится. Не надо сейчас отрицать, Олег! Это какой был срок у тебя? Третий? Неужели ты думаешь, что обойдешься без четвертого? Пятого? Не обойдешься. А я не собираюсь умирать каждый раз, когда тебя арестовывают. Понятно? Я не собираюсь бояться каждый раз, когда ты выходишь за дверь! Вздрагивать от каждого телефонного звонка. Думать, когда за тобой придут. Я не сбираюсь так жить. И уж тем более я не собираюсь в такой ситуации строить семью. Рожать от тебя детей. Больше — нет, Олег. Никогда. То, что у нас было… Это было… Черт…