Шипучка для Сухого
Шрифт:
До жути. До тошноты боюсь.
Повторения.
38. Сейчас
Ты меня прощаешь? Я тебя прощаю.
Ничего не надо. И взамен, и так…
Только взгляд тревожит. Жжет и выдирает
Сердце под волною всех твоих атак.
Я тебя прощаю.
Я тебе желаю
Много света, мира и тепла вокруг.
Руки, губы, голос, трепет собираю,
И свою свободу — ставлю все на круг.
Кто возьмет? Послушай,
Кто меня
Кто посмотрит нервно
На твои звонки?
Я пишу не буквы — раны.
Прямо в душу.
Как воспоминанья, что еще близки.
Я запомню небо. И окно пустое.
И слова: «Не бойся, я всегда с тобой».
Я тебя прощаю за свое тупое
Пошлое желанье — быть твоей судьбой.
М. Зайцева.
Сейчас.
Это происходит как-то очень быстро.
Я не успеваю даже сообразить, только моргаю испуганно.
Мы выходим из аэропорта.
Машина почему-то задерживается, но Олег спокоен.
И доволен.
Я радостно удивлена, что он встретил меня с самолета, хотя и чуть-чуть расстроена, что испорчен сюрприз.
Вася, чтоб его!
Конечно, Олег узнал, что я прилетаю, еще раньше, чем я успела из дома выехать!
Я не знаю, почему я так поступила, почему не захотела сказать ему все по телефону.
Показалось как-то неправильно.
Надо в глаза.
Мне надо.
Просто, чтоб до конца, до самого донышка осознать, что теперь все будет по-другому. И, наконец, закрыть гештальт двадцатилетней давности.
Оставить позади смешную и наивную Ольку, что еще незримо присутствует в моей жизни, не пуская идти дальше.
А мне есть теперь, куда дальше.
Очень даже есть.
И надо это просто пережить. Надо прочувствовать.
К тому же меня неожиданно начинает тяготить Питер.
Он, словно старый приятель, знавший тебя с горшка детского сада, видящий тебя насквозь. Во всех твоих проявлениях, и хороших, и плохих. Он будит воспоминания, тянет назад. Не зря же нам порой так тяжело общаться с бывшими одноклассниками, бывшими друзьями детства? Не зря же хочется просто прервать разговор, уйти. Чувствуешь, что так будет лучше, сохраннее для тебя новой. И не можешь. Гребанная интеллигентность, фантомная память о совместном прошлом…
Я, после посещения Машки и стопроцентного подтверждения своей беременности, сдачи всех анализов и прочего, вышла из медицинского центра, вдохнула стылый мокрый воздух.
И поняла, что не могу.
Не хочу.
Некомфортно.
Надо уходить от разговора.
От понимающих, помнящих твое горе, твою боль, твою тоску глаз — грязных пустых окон. От шепота влажного ветра с Невы. От горечи слез дождя на лице.
Нет.
У меня не будет больше так!
Не будет!
Я собралась, заказала эконом до Москвы.
И
Правда, в аэропорту меня нашел Вася и настойчиво проводил в вип-зал, а потом и в первый класс.
Ну кто бы сомневался!
Я не сопротивлялась. Пусть. Я теперь не одна. Комфорт нужен.
Мне ужасно, просто ужасно хотелось побыстрее попасть в Москву, побыстрее увидеть Олега.
Конечно, у него море важных дел, он даже по телефону со мной каждый вечер разговаривал, неимоверно усталый… Но что-то мне подсказывало, что его моя новость взбодрит.
О том, что возможна другая реакция, кроме радости, я не думала.
Слишком он хотел. И даже, помнится, лет шесть-семь назад заговаривал со мной про детей, в очередной его набег и попытку захвата меня.
Но я тогда была на редкость жесткой стервой. (Эй, Шепелева, а ты другая теперь стала? Да?)
Я ему заявила, чтоб про детей со мной никогда, просто никогда не смел разговаривать. Этого не будет. Ни за что на свете.
Он тогда вспылил.
А я тогда с удовольствием смазала ему по физиономии.
До красноты.
А он потрогал задумчиво, перевел взгляд на меня, прищурился и…
Ну что я могу сказать…
Если я и пожалела о своей вспыльчивости, то…
Да нет. Не пожалела. Секс с ним, даже тот, жесткий, что случился, всегда был нереальным удовольствием.
Но урок он усвоил и про детей больше не заговаривал.
А тут…
Думаю, что он будет рад. Уверена, что будет рад.
Я уже успела перебороть в себе неуверенность и первый страх того, что история может повториться.
Не повторится. Я все для этого сделаю.
Да и Олег уже другой.
И бизнес у него законный, легальный, никакой опасности, никаких проблем с законом.
Да и мир теперь другой.
Прошли времена, когда на улицах стреляли.
Уж кому, как не мне, врачу скорой, это знать.
Олег меня встречает уже в зале прилета.
И да, я не особо удивляюсь. Может, чуть-чуть.
— Олька… — он обнимает, целует так, что опять ноги дрожат. И тащит быстрее к выходу.
Не спрашивает, чего меня принесло, просто радуется.
И это так приятно, это так правильно для меня.
Я ему потом все скажу. Обязательно.
Вот доедем домой.
Но все происходит быстро.
Олег неожиданно прерывает разговор, дергается, словно его судорогой пробивает, а потом валит меня на асфальт, закрывает собой.
— Лежи, Олька, лежи, — хрипит он, и я с ужасом ощущаю, как тяжелеет на мне его тело, а бок заливает горячим.
Кровь! В него стреляли! Я начинаю извиваться, пытаюсь выбраться из-под него, потому что надо срочно осмотреть. Срочно прекратить кровотечение, но он только сильнее прижимает, и опять хрипит: