Шипучка для Сухого
Шрифт:
Но суть в том, что я и не пряталась!
Ходила по парку, до магазина, гуляла по близлежащим улицам, наслаждаясь на редкость мягкой московской зимой.
Раз не нашел, значит и не надо.
Иногда мне казалось, что я замороженная царевна. Или спящая. И мне нужен тот, кто меня разморозит.
Странный выверт сознания, может, глупость и жестокость по отношению к Олегу. Но я так чувствовала.
И хотела тишины и спокойствия в самые тяжелые и ответственные для меня дни. И я этого инстинктивно добивалась.
А сегодня с утра что-то так тревожно мне.
И Димка толкается. Он начал это делать в пять месяцев и теперь не останавливается. А сегодня прямо прицельно по печени лупит. Будет каратист. Или футболист…
По мокрой парковой дорожке, в сторону корпуса, идет человек. Мужчина.
Темная фигура, в пальто.
Такая знакомая.
Я смотрю.
Сердце стучит. Ноги подгибаются.
А потом неожиданно изнутри я получаю пинок такой силы, что подбрасывает на месте буквально.
Я подхватываюсь и выбегаю.
Прихватываю куртку из гардероба и вываливаюсь на крыльцо ровно в тот момент, когда Олег поднимается по ступеням.
Куртка не сходится на животе.
И взгляд Олега упирается в первую очередь в него.
Я замираю.
Жадно смотрю в его глаза.
На его расширяющиеся зрачки, на мертвенную бледность, моментально высветлившую лицо до цвета весеннего снега.
Он медленно поднимает взгляд на меня.
И в глазах его…
В глазах его, жестких, жестоких даже, знакомое выражение.
Словно я — самое дорогое, что есть в его жизни, главное чудо, нечто невероятное и неземное.
Он всегда так смотрел на меня.
С первой нашей встречи.
Ничего не изменилось.
До сих пор.
Ну привет, Олег! Ты меня нашел.
Расколдуешь?
Эпилог 1
— Как думаешь, на колени упадет?
Лысый задумчиво оценивает диспозицию, две застывшие друг напротив друга фигуры на крыльце, закуривает.
— Вряд ли… — Ремнев неодобрительно косится на дым сигареты, но замечания не делает, — он же не Носорог…
— Ну да… — соглашается Лысый, не без удовольствия выдыхая дым прямо в сторону Ремнева, — у Паши-то ноги послабее будут.
— Да кто бы говорил, — подначивает Ремнев, — сам-то, бл*, как про второго узнал, так чуть мимо стула не сел!
— Да не пори херни, — огрызается Лысый, заметно смущаясь, — вообще не было такого.
— А то я не присутствовал, когда тебе Расческа твоя звонила и матом в трубку визжала, что ты, козлина такой, подставил ее. Никакой осторожности!
— Заткнись, а? — сопит Лысый, — я-то уже все, пережил, а тебе предстоит еще!
И тут же замолкает, понимая, что сказал.
А Ремнев наконец-то отворачивается от немой сцены на крыльце, которую они с Лысым наблюдают
— Не понял сейчас…
Лысый, осознав, что прокололся, только плечами жмет. Показательно не напрягаясь. Показательно.
— Все ты понял.
— Это ты откуда знаешь, сука? — Ремнев делает шаг к Мише, и даже, кажется, пытается руки распустить, взять за грудки, но Лысый уходит в сторону и легко толкает в плечо, предупреждая, чтоб не зарывался. — Откуда ты знаешь то, чего я не знаю?
— Оттуда. От Маринки!
— А какого хера ты разговариваешь с моей женой? И какого хера она тебе говорит о ребёнке раньше, чем мне? — уже орет Ремнев, мало себя контролируя и пытаясь опять поймать Лысого.
Хорошо, что эту тупую ситуацию никто, кроме них не видит.
Их босс уже отмер и утащил свою глубоко беременную находку с холода в тёплое помещение, и теперь явно выйдет нескоро. Может, уже наказывает ее там. Хорошо бы. За все их нервы полугодичные.
Лысый бы вот точно наказал, если б его Ленка такое сотворила. Она и за меньшее огребала по жопе.
— Да утихни, Отелло, бл*, - шипит он, отходя, на всякий случай, на два шага назад. А то с этого придурка станется начать кулаками махать.
Нет, они таким образом отношения выясняли несколько раз, с попеременным успехом, но сейчас чего-то неохота ни за что отхватывать.
— Она Польке Носороговой только вчера сказала! А Полька — Ленке! А Ленка — мне! Ленка сказала, она даже тест еще не делала. Вот сделает — тогда тебе скажет. Так что прости, сюрприз испортил тебе. Но ты все равно удивись. Понял?
Ремнев какое-то время сопит тяжело, изучая невозмутимую физиономию подкуривающего очередную сигарету Лысого.
Потом выдыхает. Поправляет лацканы пальто. Лысый усмехается про себя пижонскому жесту.
— Ну, как думаешь, ждать его?
— Нет, поехали. Ему не до нас. Завтра или послезавтра покажемся, он должен быть в настроении. Тогда и про «Глобал» опять закинем удочку.
— Да, нормально. А то жаль, поллярда уплывает.
— Вот именно!
— Слушай, а ты вообще мог представить, что ему вот так башню из-за бабы снесет?
— Нет. Он всегда таким монолитом казался…
Они идут к стоянке, разговаривая, как ни в чем не бывало, обмениваются рукопожатиями с Васей, караулящим у машины Сухого, идут к своим, продолжая беседу.
— Да, мне тоже.
— А оказалось, нормальный мужик.
— Да, со своими слабостями.
Они прощаются кивками, рассаживаются по своим машинам и разъезжаются в разные стороны.
Каждый к своей слабости.
Которая есть у любого нормального мужика.