Шипы в сердце в Академии Судьбы
Шрифт:
Застывшая в его ладонях, Эвер казалась необычайно хрупкой, уязвимой и прекрасной. Чистой, никому не желавшей зла, лишь защищавшей свое.
– Вот что будет, если полукровки обнажат клыки… Я вам говорила, что пострадают невинные, а вы насмехались над моей глупостью и безвольностью, – произнесла я, вконец охрипнув от беззвучных воплей.
– Эвер оказалась в числе пострадавших лишь потому, что согласилась играть по правилам. Примирилась с новой реальностью, – едко процедил Эрик.
– Она делала это ради вас. Выплачивала ваши долги.
– Всегда кто-то
– Отомстите, – спокойно согласилась я. – Вы не человек, и слово для вас не пустой звук.
Отчего-то его боль, чувствующаяся на расстоянии, и меня выворачивала наизнанку. Словно мы в какой-то момент сроднились, срослись, и мучительный ток перебегал из одного тела в другое. Слишком сильные эмоции, они потрясали разум.
Но несмотря на острое, болезненное единение, мы вернулись к тому, с чего начали. К истокам непримиримой вражды. Нас снова разделяла пропасть. Неистовая река, напитанная ненавистью, обидами и предрассудками. Потерями и страданиями, за которые кто-то должен ответить.
Я вновь лицезрела перед собой монстра, Эрик же видел во мне лишь средство отмщения. Парижскую куклу, которую он с истинно вампирским хладнокровием пустит в расход. И мускул не дрогнет.
Или все-таки дрогнет? Нет-нет, не стоит и помышлять, что в древнем чудище осталась человечность. Способность привязываться и любить.
– Сейчас я для вас очень опасен, леди Честер… Опаснее чем когда-либо, – Валенвайд тяжело дышал, выбирая удобный приступ для прыжка в черноту. – Эвер права: в последнее время мне паршиво дается самоконтроль.
– Я заметила, – проронила я и потерла обгрызенное плечо.
– Я очень близок к бездне. К дну, с которого зачерпывается лишь мрак. Один шаг – и сорвусь безвозвратно, – бормотал Эрик, чернея лицом. Его щеки заплело багровыми венами, кожа побелела, а волосы приподнялись у корней. – Вот тогда вы увидите настоящее чудовище. Зверя. Вряд ли вы сможете убежать, ягодка… Но попытаться стоит. Внизу полно стражи, вас защитят. Не ждите моего возвращения.
Сама от себя не ожидая, я робко протянула руку и коснулась его судорожно сжатого кулака. Загнанный взгляд – дикий взгляд существа, отравленного болью, – переметнулся ко мне. К губам, к глазам, к скулам.
– Я не побегу, – сглотнула, сжимаясь от рухнувшей на меня дикости. Ярости. Страха потери.
Эрик ничего не ответил. Поджал губы, дернул челюстью и, примостив Эвер на груди, прыгнул в столичную ночь.
А я осталась на крыше. Одна, замерзшая на ветру, израненная и измотанная… Потому что летать Честеры не умеют. Только падать и расшибаться о горькую действительность.
Глава 7. Возвращение
Я никогда не рассматривала Эстер-Хаз с высоты драконьего полета. Вереница темных, причудливо изогнутых улиц, мощеных булыжником и лишь кое-где освещенных фонарями. Кривая острых и покатых крыш, обрамленная полумраком. Мерцание кованых оград, глянец шпилей, далекое шарканье теней, еле слышное стрекотание купола…
Слева виднелись палатки базара и острая маковка главной аптеки. Еще левее, так далеко, что глаз едва улавливал блеск витражных окон, просматривался старый
Впереди внушительной громадой чернело здание Верховного совета. Совсем уж далеко, по правую руку от меня, чудились серые горы Заповедника.
Утром на площади начнется суета. Толпа магов будет продираться сквозь друг друга, оглушать гомоном, слепить пестротой одежд, пугать спешкой… Но пока Эстер-Хаз утопал в благостной тишине.
Лишь изредка кто-нибудь, по самый нос укутанный в плащ, выходил из общественного портала и темными тропами шел к рынку. Терялся за углами, прятался в тенях… Видимо, это были постоянные клиенты черных торговцев. Или анонимные жертвователи ценных жидкостей.
Главный город магсообщества был красив и величав, но холоден. Чем ближе к куполу-невидимеру, тем менее комфортно, а я забралась на самую макушку. Защита от обнаружения крутила жилы и вытягивала соки.
Ежась на ветру, я глядела в ночь. Передо мной открывались лишь два пути. Остаться на верхнем пике «храма добровольных взносов» и надеяться, что Эрик вернется. Возможно, чтобы убить. Взять с семейства Ланге плату за прерванный древний род.
Или спуститься вниз, сдаться отцу и его воле. Найти защиту в лице стражей, что с таким азартом избивают полукровок крепкими боевыми заклятьями…
Оба варианта вызывали в душе протест. До старости тянуть существование милой леди, делить постель с малознакомым мужем, держать спинку и начищать фамильное серебро Расковых… Стоило представить наш семейный уклад, в горло врывалась тошнота.
Но и помереть на крыше от зубов обезумевшего мужчины… От того, кто так… Кто мне…
– Никто. Эрик Валенвайд тебе совершенно никто, глупая «ягодка»! – прошипела я в столичную тишину, карябая ногтями зудящую ранку на плече. – Выбирая из родной сестры и чужой «первокровочки», он даже не вспомнит, как тебя зовут. И будет прав… Ты – никто. Монета, которую давно пора разменять.
В темноте разбитых фонарей, там, внизу, в зоне общественного телепорта, проступили две тени. Одна принадлежала статному мужчине в черном, вторая – мохнатому зверю, доходившему магу до колен. Эта странная парочка вызвала нездоровый восторг. Радостной, шипящей пеной тот захлестнул внутренности и растекся по венам.
Князь Карповский! Это был он, точно он… Он не выпускал ситуацию из прицела черных глаз, но не вмешивался открыто, стараясь не навлечь беду на академию и ее обитателей. Я понимала ректора… В отличие от сглупивших студентов, сам он не мог ворваться в главный столичный банк. Это потянуло бы за собой много неприятных последствий для невиновных.
Но кто рядом с ним? Я сощурилась, пытаясь разглядеть цвет шерсти. Золотая, с серебристой проседью… Декан Осворт, муж тети Мэл! Они оба пришли сюда и непременно помогут, спасут, если подать знак, если…
Если вывести остальных на крышу!
Захлебнувшись нездоровой идеей, я отступила к лифтам и судорожно ткнула жезлом в пропускной кристалл. Кого-то еще можно увести отсюда живым. Наших, петербургских, юных и дерзких… Эрик прав: они попали под влияние вскипевшей древней крови. Трудно идти против природы, когда внешний мир заставляет оскалиться.