Широки Поля Елисейские
Шрифт:
О том, годится ли внедряться в бордель именно мне, какая ни будь у меня свита, речи не шло.
Дверь крякнула, покряхтела, словно потягиваясь всеми костями, и отворилась.
Внутри не оказалось ни потолка (разве что свод, выраженный весьма туманно), ни стен, за которые сходил частый кустарник, посаженный по всему периметру. Периметр, кстати, имелся. И беседки посреди осенней рощи, выдержанной в багряно-охристых тонах.
Народу было немного, атмосфера показалась мне вполне благопристойной: одни люди прогуливались, другие сидели прямо на
– Вот и славно: радость обоим, - тихо сказала мне девочка (или взрослый сочинитель).
– Эти двое с собой определились или на пути к тому. Двойной орешек. Две стороны одной монеты. А по виду ведь какие разные!
– То есть это не лупанар, - мне пришло на мысль употребить словцо из его родного языка, чтобы получить конкретный ответ.
– Не бардак и не публичный дом.
– Нет. Только дом, где все друг к другу терпимы и стараются постичь и принять отличие чужака, - кивнул он.
– Вы называете такое толерантностью.
– А почему секс? Или я ошибаюсь?
– Да потому что это последний порог, который надо преодолеть, и последняя точка преткновения, - усмехнулся Вирдж.
– Вспомните, кто вас окружал последние двадцать лет.
Ну ладно - чужие ценности, только ведь есть правила насчёт того, кого и как можно затаскивать в постель. Постель - это святое.
Должно быть, Вирджилий, существо, не соответствующее самому себе, так сказать, в квадрате, понял мои чувства с одного взгляда. Его ведь явно обучали быть поводырём или - как это?
– психопомпом.
– Вы бы не прочь сейчас убраться отсюда, верно?
– сказал он.
– Если начистоту...
– меня так и тянуло признаться в своём страхе, но с губ сорвался встречный вопрос:
– Ты ведь нарочно предупредил, верно? Паниковать надо было либо раньше, либо уж никогда. Но поинтересоваться, какие способы ведут к успеху, - дело вообще-то не лишнее.
Далее все события напоминали сапоги всмятку. Будто само пространство скомкалось от жары и потеряло по крайней мере три единицы измерения.
В подобии лаборатории или НИИ, куда мы перенеслись, сотрудники долго и со смаком объясняли благотворное действие пеньковой верёвки, пули, ножа и топора, ядов - от исторически прославленных до неожиданных в своей заурядности - и изящно подстроенных несчастных случаев. Описывая все тонкости, они производили изрядный гвалт и суматоху, так что голова у меня закружилась и окончательно съехала с катушек. То есть с плеч, но фигурально.
– Ничто из этого стопроцентного успеха не гарантирует, - заключил я в финале.
– И удовольствие ниже среднего.
– Верно. Куда уж дальше-то помирать, - отозвался кто-то за моей спиной.
– Переходишь на другие уровни, выше, ниже или просто затейливей; только и всего-то. Называется "уйти, чтобы остаться".
Они заспорили и едва не кинулись в драку с применением своих особенных средств. На
– А ну встать смирно!
– крикнул он густым басом-буффо.
– Долой кустарщину и самодеятельность, дорогу квалифицированным профессионалам!
– Янечек, - Вирджилий отлепился от моей руки, которую, оказывается, всё это время судорожно стискивал, - ты очень кстати, а то нас с экскурсантом вконец, извини меня, затрахали. Давай тащи к себе - ты ведь у нас логическое продолжение экскурсии.
– Ян - это кто?
– спросил я.
– Ян Мыдларж, мировая знаменитость. Нанялся на должность исполнителя, влюбившись в приговорённую, думал - ему её в жёны отдадут. Такой уж романтик! Но Ян был лишь начинающим учеником, а девушка отравила мужа, поэтому ничего не вышло. Дальше-то много хорошего было: однажды он обезглавил двадцать семь человек всего четырьмя мечами, и так ловко, что они не успели ничего почувствовать. Женился дважды - первый раз по традиции, на дочери клана, второй, в семьдесят семь, - по взаимной любви. Сын им гордился и обещал, что с гордостью примет за ним меч во граде Пражском.
– Выходит, он палач?
– Исполнитель суровых приговоров.
Тут мы пришли.
Апартаменты нашего харизматичного знакомца были выдержаны в обычном для этого места мрачновато-ярком духе. Не удалось избежать и явных анахронизмов: посередине зала высилась хорошо узнаваемая гильотина, как следует отполированная и отделанная палисандровым шпоном. Постель, с покрывалом из папского атласа, была задвинута в угол и окружена ореолом пафосного вида орудий. В моё время модны были выставки-демонстрации пыточного арсенала, так одно сравнение со здешними штуковинами выдавало в них дрянную китайскую подделку. Если бы кто-то помимо меня мог их сравнить...
Но фокусом интерьера, в котором скрещивались лучи и взгляды, был нагой двуручный меч, повешенный на стену там, где добрый христианин поместил бы распятие. Это был первый предмет в глухом подземелье (или не подземелье, кто его знает), который сверкал, точно солнце или алмаз.
И кто-то здесь по правде живёт? То есть взаправду, а не содержит музей? Непонятно: мне показалось, что на ярусах много пустых номеров. Во всяком случае, запертых.
Вместо того, чтобы задать вопрос, я озвучил совсем другой:
– Почему клинок не в ножнах? Хотя бы не в футляре?
Говоря, я нечто для себя прояснил и на ходу поправился.
Ян на правах хозяина отнёс мои слова к себе. Маска тем временем слиняла с его лица вместе с оттенком бесшабашности.
– Ни палач, ни меч палача никогда себя не скрывали и не стыдились. Молва путала, сплетня преувеличивала, простой люд шарахался. А от чего он не шарахался вообще? И нет, перейти в иное место жительства непросто, свобода там или не свобода. Любой мир скроен по обитателю.