Шиш вам, а не Землю!
Шрифт:
Шесть разнокалиберных планет висели невероятной гроздью над северным полушарием Ханаона. Имея, в общем-то, очень сложные и замысловатые орбиты, они сегодня собрались вместе, в точке либрации совместного центра двух других планет, самых больших в фэтской системе.
Рифма уверенно вела капсулу к одной из планет-гигантов, зная, что в запасе у нее всего лишь два часа времени и именно на это же время рассчитаны запасы кислорода. Кроме того из космоса исходили и другие более серьезные опасности, которые следовало знать и остерегаться. Но вопиющая жестокость космоса была продиктована не из желания творить зло, а во имя соблюдения его законов.
Холодная лють вакуума, смертоносные пальцы абсолютного холода медленно вползали
Два часа в обледеневшем изнутри корпусе «летучки» показались вечностью. Но, в конце концов, Рифма приблизилась к планете, а затем и вошла в плотные слои ее атмосферы. И ощущая всей кожей, как тает лед внутри обшивки корабля и на ней, она вглядывалась в закрытую серебристыми облаками поверхность планеты, пытаясь оттыскать по ей одной ведомым признакам клочок суши в безбрежном бирюзовом океане — не то небольшой материк, не то большой остров. Там прошло детство и там она была в рабстве до того, как ее вызволили из плена соотечественники.
Официально рабство на Фомальдегаусе запрещалось. Но на деле оно не только там существовало с незапамятных времен, но и процветало самым пышным цветом, впрочем, как и подпольная торговля оружием и наркотиками.
Исковерканное детство отважная пирегойка не собиралась прощать врагам. Давно ждала она того момента, когда за все можно будет воздать сполна.
И вот этот долгожданный час настал. На полу «летучки» стояли две клетки с существами, способными истреблять целые армии. За считанные часы эти два зверька обратят в бегство полки и флотилии фомальдегаусцев. Правда, сейчас ддзеги вели себя вяло и аппатично. Но их вялость была всего лишь реакцией на тяготы перелета. Главное, зверьки были живы и здоровы и уже приходили в себя.
Впрочем, перелету этому было далеко до перелетов даже второй степени сложности. Принцессе Пирегойи приходилось и раньше совершать подобные турне. Но сейчас она волновалась. Решалась судьба фомальдегаусцев. К тому же, расположение планет в системе в данное время не очень-то благоприятствовало перелету Ханаон — Фомальдегаус. Гавитация нескольких сблизившихся планет могла в клочки разорвать утлое суденышко Рифмы, и целым оно до сих пор оставалось лишь благодаря мастерству водителя.
Рифма падала-планировала на ночную сторону Фомальдегауса, пройдя терминатор планеты на ее сороковом градусе и за хрупкими стенами уже бились шершавые языки фиолетового пламени.
Как неукротимый болид, оставляющий за собой огненный хвост, судно стремительно приближалось к острову. И первое, что увидела Рифма среди погруженных во мрак ночи холмов и равнин, это россыпи бесчисленных огней — свет городов Фомальдегауса. А, когда до поверхности острова оставалось не более двадцати километров, она решительно направила корабль к одному из таких городов, сменив крутое пике на горизонтальный полет.
Вскоре она уже летела над одной из улиц города, узкой и извилистой, изобиловавшей выбоинами и мусорными баками. По улице бродили худые и изможденные люди. Все их убранство составляли грязные лохмотья и стоптанные башмаки. А на лицах всех этих людей особенно выделялись несчастные и страдальческие глаза.
Заметив Рифму люди настораживались и провожали ее аппарат долгим и пристальным взглядом. Рифма чувствовала на себе их ненавидящие взгляды и понимала, что жизнь несчастных, проведенная в скотских условиях, вряд ли способствовала в них воспитанию человеколюбивых устремлений. Ведь когда-то, она тоже, взрощенная на этой планете, видела мир лишь в серых тонах, а в каждом встречном предполагала исключительно конкурента
Сейчас все было по другому. Теперь она смотрела по иному на мир и озлобление окружающих ничего не вызывало в ней, кроме сочувствия и грусти.
Когда она подлетала к кварталам, в которых размещались надзирающие за подневольными, ддзеги зашевелились в своих клетках. Они истово ненавидели фомальдегауских чешуйчатников, чувствовали их везде и при каждом удобном случае стремились любой ценой уничтожить чешуйчатников. И, скорее всего, Рифма вскоре предоставит им один из таких шансов.
Рифма вспомнила свое детство. Их похитили, когда им с сестрой-близняшкой было всего по четыре года. Их продали в рабство фомальдегаусцам и с тех пор светлые дни для них закончились надолго. Девочек поднимали в четыре утра и заставляли выполнять непосильную работу на кухне, а лишь только они подросли, их ожидали плантации и изнуряющая работа под палящем фэтом. О детских играх и думать не приходилось. Внутренне девочки очень рано повзрослели, ведь, приходилось яростно бороться за существование и школа испытаний, которую они прошли, навсегда закалила их волю, а потом и вовсе сделала их ловкими и бесстрашными.
Однажды, когда на Рифму напал насильник, такой же пирегоец, как и она, но разуверившийся в человеческой доброте и потому вставший на путь преступлений, она, тогда еще шестнадцатилетняя девчонка, парочкой отработанных удоров сумела уложить на почасика распоясавшегося бандюгу на землю и в дальнейшем тот уже никода не предпринимал попыток даже приблизиться к ней.
Впоследствии тот человек умер, надорвавшись на тяжелой работе. А ей почему-то стало тогда жаль его.
Что ни говори, а ручка у Рифмы, или, как ее звали друзья — Риф, была тяжелой и тот, кто ее хотя бы однажды пробовал обидеть, надолго раскаивался в своем поступке и в дальнейшем никогда уже не предпринимал попыток разговаривать с белокурой бестией на повышенных оборотах.
В этих бесплодных для добродетели местах, лишенных даже самого малого лучика надежды на более счастливую и легкую долю, Рифму рано начали уважать и побаиваться. Спуску она не давала никому.
В шестнадцать с половиной Рифма вступила в шайку отморозков, банду конченых ублюдков и записных подонков, с которыми провела немало времени.
Но однажды она встретила молодого человека, который перевернул всю ее жизнь и открыл ей путь к спасению. Случилось это так… Однажды она от нечего делать слонялась возле мусорных баков на 111-ой улице в надежде подкараулить какого-нибудь зазевавшегося кошкохвоста на ужин, когда к ней подошел молодой рослый парень с тщательно прилизанными волосами и опрятно одетый, что являлось само по себе сенсацией в мире оборванцев и нерях. Ведь неряшливые мужчины, женщины и дети тех мест с постоянно всклокоченными волосами являлись нормой для незатейливых пейзажей гетто. Само собой, что о своем внешнем виде жители грязных, залитых помоями и нечистотами кварталов в потоке событий, главным лейтмотивом которых являлась погоня за жратвой, не заботились, никого не тревожило как они выглядят. Затюканные и запуганные, они появлялись на брусчатке улиц лишь затем, чтобы быстренько прошмыгнуть от одного дома к другому, избежав при этом многочисленных уличных опасностей. Добывая руду в карьерах для чешуйчатников или вкалывая на плантациях, они ни о каком внешем своем виде и не думали.
Рифма не являлась исключением во всеобщем, тотальном пренебрежении собой со стороны жителей трущоб. Потому, когда перед нею появился холеный и статный молодой человек с хорошими манерами, она несколько опешила.
— Ты кто? — только и смогла произнести она, не сводя глаз с безукоризненного пробора незнакомца.
Чем-то он напоминал ей тех дядек, что видела она в очень раннем детстве на страницах дорогих журналов, и смутное воспоминание о которых донесла ее память до сегодняшних дней.