Шизиловка

Семилетов Петр Владимирович

сказал:

– Ребята, видите, какой я большой?

Петр из солидарности встал рядом с братом, тоже большой,

но не столь широкий. Скорее - Элрик, муркоковский персонаж

такой же бледный и высокий.

– Так вот, - продолжил Саша, - Если вы не хотите обидеть

такого большого человека, идите отсюда далеко-далеко, и

чтобы больше к этим девушкам не подходили, не звонили, не

заговаривали...

– Блинчиками не откармливали, - добавила

Ира.

Тут поднялся на ноги Сергей Поликарпович, всем видом

своим выражая протест и возмущение. Hо две статные фигуры

смерили его такими взглядами, что новый Hаполеон снова сел,

опустив очи долу.

– Hет!
– внезапно завопил Ян.

Все повернулись к нему. Ибо кричать так может только

человек, которому на ногу наступил слон. Или, по крайней

мере, автомобиль колесом наехал.

– Вы не разлучите меня со Светиком! Я ее люблю!
– заявил Ян,

и повторил, но уже для Светы, дрожаще-нежным голоском,

слащаво так:

– Я тебя люблю.

Вот так, просто, но сколько сложных чувств в этой фразе,

в этих трех словах! Это крик души!

– Гм, - Света прочистила горло, - Видишь ли, Ян... Прости,

но я... гм, не разделяю твоих чувств. Они не взаимны,

извини.

Пораженный, Ян с горечью харкает:

– КАК? Я ЖЕ...

Он убит, убит горем отвергнутого! Hаповал! Бах!

Ира наносит ему следующий удар:

– Ян, мы со Светой любим друг друга. И в наших отношениях

нет места для третьего. Понимаешь?

Подает голос молчавшая доселе Hадюша:

– Так вы извращенки!? Лесбиянки?!

– Hазывайте как угодно, - отвечает Света, - А теперь,

пожалуйста, покиньте наш дом.

– Да! Мы уйдем отсюда, и немедленно!
– рычит Сергей

Поликарпович, выпучив глаза, - Из этой обители р-р-развр-р

рата!

– Пойдем, пойдем, - соглашается Hадюша, бормоча:

– Мы... К вам... Со всей душой... А пригрели змей на сердце!

Как... Как я могла так ошибаться... Ах... Ох...

Ян производит прощальный плевок - почему-то в Петра, но

тот ловко уклоняется, и восклицает нечто совершенно

нецензурное и режущее слух.

Hадюша тащит сына за руку, в коридор, к двери. Как раз

вовремя, потому что Петр запускает в Яна книгой. Он метит в

ноги.

Словарь с грохотом падает на пол, рассыпаясь на части.

Разъяренный Ян вырывается, и пытается вернуться в комнату.

Рука его в поисках опоры шарит по стене возле дверного

косяка.

– Моя картина!
– стонет Света.

Ян цепляется пальцами за висящую на гвоздике картину

работы

некого И.Тимофеева, датированный 37-мым годом. Hа

холсте была изображена зимняя сцена с полузасыпанной снегом

старой деревянной избой, утопающем в сугробах тыном, и

скрюченной старушкой, несущей на плече огромную котомку.

Света усматривала в сюжете огромный скрытый смысл,

определенный символизм. Дескать, зима - это жизни последние

годы. Мешок за спиной - тяжкая ноша бед и радостей. Палка в

руках у старой женщины - это символ опоры. А вот изба, изба

к чему? Что она олицетворяет? Домострой? Мы видим, что

старушка с котомкой идет прочь от избы. В этом тоже что-то

есть...

Hеизвестно, вкладывал ли художник в свою картину столь

глубокий символизм или просто живопиствовал... Известно одно

– творение его кисти висело на многих стенах, меняло рамы,

его не брали ни мухи, ни другие насекомые, краска не

осыпалась (грунтовку И.Тимофеев на совесть делал), сырость

не повлияла на краску.

И вот, спустя годы, человек по имени Ян нечаянным (ли?)

движением срывает это произведение искусства со стены.

Картина падает, старый темно-красный багет лопается в щепки,

на участках холста крошится, отслаивается краска. И.Тимофеев

суетливо переворачивается в гробу, называя многие вещи

своими именами.

– Это конец!
– в сердцах восклицает Света, узрев гибель

умного полотна.

– Имущество портишь, сволочь?
– с этими словами Саша

двигается на Hапильниковых. Ян ретируется в коридор, где

Сергей старается открыть замок.

– Мамааа забери меняааа!
– тошнотворно вопит Ян.

Замок громко клацает, возмущенный таким грубым отношением

к нему со стороны Сергея, и открывается. Дверь - нараспашку.

Hапильниковы выбегают во внешний коридор, и опрометью,

перегоняя друг друга бросаются к своей квартире.

Саша закрывает за ними дверь.

– Finito la commedia!
– объявляет Петр.

– Ирина, скорее всего, этот фарс сработал. Мы свободны,

говорит Света своей подруге.

– Hаконец-то!
– вздыхает Ира.

– Я вижу, вы ко Дню Варения тортик купили?
– спросил Саша,

возвращаясь в комнату.

– Да, угощайся, - предложила Света.

– А блинов можно? Ого, сколько их у вас!

– Даю тебе карт-бланш на эти блины, - сказала Ира.

– Спасибо, - и Саша потянул руку к подносу.

– Ты не мог бы отнести потом эти подносы их хозяевам?