Шкатулка
Шрифт:
— Ну ладно, — сказала она. — Вы тут заводитесь, а я на электричку пойду. Сил моих больше нет. Я над огурцами два месяца колдовала не для того, чтобы они повысохли.
— Видишь, роднуля, я тут не виноват, — разводил руками Игорь Антонович. — Однако ты мне деньжат оставь… на всякий случай.
Антонина сердито вынула из кошелька пятерку и сунула мужу:
— Без дела не расходуй!
— Сумочку оставь, — предложил муж. — Я привезу.
— Здесь харчи, — отсекла Антонина порыв.
— Брюкву не пропалывай, я сам, — уже вслед
Жена не обернулась. Села в автобус и уехала.
Тут «Москвич» завелся, заурчал, недовольный, что его вынудили-таки заработать.
— Баба с возу! — весело хихикнул Игорь Антонович. — Надо же!
Они поехали догонять автобус.
— Вот он! — указал Игорь Антонович вперед.
Автобус повернул направо. Федя тоже вырулил направо. Раздался переливчатый свисток.
— Неужели нарушили? — Федя машинально сбавил скорость и прижался к обочине. Остановив машину, он тяжело выдохнул.
Игорь Антонович зашарил по карманам в поисках документов. Таковых нигде не было. И он вспомнил, что распорядительная жена сложила его права и техпаспорт в целлофановом пакете на дно хозяйственной сумки, чтоб не потерялись. Игорю Антоновичу стало страшно:
— Все, Федя, сейчас нас заштопают. Дебет с кредитом не сошлись.
Оба приготовились стойко выдержать нарекания автоинспектора.
Свисток повторился. Мужчины увидели из окна мальчугана возле табачного киоска с красной пластмассовой свистулькой во рту. Тот ехидно улыбался.
— Ах, чертенок, напугал! — рассердился Игорь Антонович. — Уши надрать паршивцу. Ишь, забавляется! — Он собрался выйти.
— Да бог с ним! — остановил его Федя. — Поехали, а то автобус упустим.
— Мы его уже упустили, — ответил Игорь Антонович. — Не судьба. И знаешь что, поехали до дому.
— А Антонина Петровна?
— Доберется без нас. Огород польет, будь он неладен!
— Как желаете, — согласился Федя, выруливая на дорогу.
На кухонном столе белела Люсина записка: «Мы гуляем». Поскольку она была без обычного ласкового обращения, Федя понял, что на него осерчали. Но в эмалированной кастрюльке были еще теплые зеленые пахучие щи, и он решил поесть.
В дверь позвонили.
На пороге стоял Игорь Антонович и застенчиво прижимал к груди белоголовую.
— Понимаешь, какая штука, — сказал он. — Антонина забыла на сиденье. Я и думаю, все равно жизнь пропащая. Ты один?
Мужчины сидели за узким обеденным столиком на кухне и оживленно беседовали.
— Да много ли надо нам двоим-то? — говорил Игорь Антонович. — Ну морковки, ну там редиски, лука грядку, еще чего — и все! Куда ж такую прорву насаживать? Земля ведь ухода требует, труда. А где время взять, силы? Дурная баба. Давай-давай! Сажай! Поливай! Ты, Федя, счастливый человек. Нет у тебя этой собственности. Гуляй себе в парке. Никаких забот.
Федя смутился:
— Да мы вообще-то подали заявление на участок. Но говорят,
— Правильно сделали, что подали, — одобрил Игорь Антонович. — На природе хорошо. Воздух. Птицы. Ребенку благодать. Это хорошо.
— Ждать, говорят, долго. Желающих много.
— Забурел народ. Красивой жизни все хотят. Чтобы и садик свой, и машина. А ведь лет… сколько-нибудь назад скажи мне: Игорь Антонович, будешь ты частником, я бы не поверил. Ведь как жили? Во что одевались? Как питались? Нужда была во всем. Ничего лишнего. А теперь? У меня одних сорочек двенадцать штук в шифоньере лежит. Разве я их все ношу? Нет, конечно. Нейлоновые не в моде. Врачи теперь говорят, нейлон вредный. Выкинуть жалко. За все уплочено.
— У меня Люся из старых рубах наволочки шьет. В японском журнале вычитала полезный совет.
— Японцы народ практичный. Из всего выгоду сделают. Вон как в технике выскочили.
— Транзисторы у них хорошие.
— А машины! Едет такая «Тоета» — фу-ты, ну-ты! — Игорь Антонович вспомнил своего «Москвича» и вздохнул.
— Мы похлеще умеем делать. Только у нас трудности.
— Ты-то послевоенный. А я помню и голодуху, и разруху. И как хозяйство восстанавливали. Молодые этого не знают. Они на готовом выросли.
— Матушка на праздник картофельные блины пекла. Тогда казалось, ничего вкуснее нет.
— На прошлой неделе у нас в гастрономе омаров продавали. Во льду. Изысканная вещь! Дороговато, конечно. Не вобла какая-нибудь. Буржуазный деликатес. Кое-кто по три кило брал, представляешь?
— В этом омаре одна оболочка, а мяса — грамм. Я знаю, меня товарищ угощал. Наши крабы не хуже.
— Лучше!
Мужчины мечтательно затихли.
— О! — вспомнил Федя. — У меня ж квас в холодильнике имеется. Желаете?
— Из холодильника боюсь. Заболею в два счета. Потом таскайся по врачам. Хотя… давай по глотку.
Трехлитровая банка темного квасу отпотевала посреди стола. Недоеденные щи в двух тарелках подернулись жировой пленкой. Мужчины рассуждали.
— А вот один писатель, — вспомнил Игорь Антонович, — рассказывал у нас на вечере. Значит, пригласил его какой-то канадец к себе на виллу. Показывает нашему свой дом, хозяйство. Вот, говорит, гараж. В нем три машины: моя, жены и сына. У каждого, значит, по автомобилю. Еще, говорит, у меня маленький фургон есть для хозяйственных целей.
— Во живут! — заметил Федя.
— Буржуазия. У них так.
— Ну и дальше чего?
— Потом этот капиталист показывает: вот у нас столовая, вот спальня, вот зала для гостей, вот мой кабинет. Комнат десять показал. А нашему писателю обидно стало, и он говорит: у меня тоже и кабинет, и спальня и все другое есть. Только между ними перегородок не поставили.
— Я этот анекдот сто лет знаю.
— Вовсе не анекдот, — запротестовал Игорь Антонович. Смешно, конечно. Но я же своими ушами слышал.