Школа 1-4
Шрифт:
Ты видишь, как ветер окунается в колосья, и они разбегаются в стороны, подобно отарам овец, ты видишь дерево посреди полей, одинокое дерево, растущее вечно, ты видишь, как над полями падает звезда, стремительной дугой опускается в золотые воды, это не звезда, нет, ты знаешь теперь, что это, вот, он идет навстречу тебе, горя пламенем всего мира, он становится все больше, приближаясь, огненный титан, живой Юрий Гагарин, человек из сна, из нечеловеческой мечты.
– Я - будущее, - говорит он. И голос его ужасен.
– Я огненной звездой упал в родные хлеба, чтобы последнее дыхание жизни своей подарить им, подарить тебе, всем детям Родины. Я сделал вас памятью, чтобы вы вечно помнили
Наташа плачет от счастья, не вытирая своих потеплевших слез. Машина останавливается, потому что Анна Мотыгина от огненного света не видит больше дороги. Из пробоины в кузове, сделанной осколками бомбы, выбирается Люба и по грудь окунается в хлеба. Жмурясь, она закрывает глаза ладошкой, чтобы можно было хоть как-то смотреть на огненного великана.
– Ты - Бог?
– спрашивает она его.
– Я - человек, - говорит он.
– Я - человек, который похоронил Бога. Я человек, который перешагнул бездну. Наступит время - и все люди пойдут за мной, нескончаемым потоком, мертвые и живые. Когда-то я умер, но теперь я будущее. Будущее - это Моя Великая Смерть!
Наташа окончательно выбирается из кабины грузовика, сильный ветер хватает на ней платье. Задрав голову вверх, она смотрит на Гагарина, в лице которого, известном любому из нас, не умолкая, восстает к небу светлое пламя.
– Отец!
– вскрикивает она, вздрагивая о рыданий.
– Отец!
– и начинает бежать к нему, рассекая на бегу руками жгучие колосья.
Люба бросается за ней. Она догоняет ее где-то на полпути, хватает за руку, и они вместе останавливаются, глядя вверх. Гагарин беззвучно смеется, стоя над ними, ветер развевает ткань его штанов и русые волосы. Все вокруг, и дерево впереди, и бескрайние хлеба, и темные фигуры мертвецов, по пояс застывшие в них, и злобно, низко рычащие танки, выезжающие со стороны города, заливает расплавленный золотой свет.
– Что же теперь будет?
– дрожа, шепчет Люба, глядя в катастрофически просветленные Наташины глаза.
– Мы умрем, - отвечает Наташа, нежно улыбаясь ей.
– Нас не будет, нас не будет больше никогда.
– Так должно быть?
– спрашивает Люба, чувствуя, как слезы выступают у нее на глазах. Она делает шаг и прижимается к Наташе, целуя ее в мягкое, мокрое от счастливого плача лицо.
Все вокруг них охватывает пламя. Оно пронизывает их насквозь, и они дико кричат, когда их отрывает от земли, чтобы швырнуть ввысь. Обнявшись и безудержно кружась, они летят против притяжения земли, раз и навсегда вырвавшись из его оков.
– Нам не нужно было никуда идти!
– тонко, до ушной рези, кричит Наташа, теряя туфельки с ног и провожая счастливым взглядом их полет в огненную бездну.
– Я была ключ, ты была дверь!
Илья Масодов
Мрак твоих глаз
1. Кошачье сердце.
Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладязя бездны.
Откр. 9.1
Соня сидит на скамеечке перед парадным, сложив на коленях свои детские руки и смотрит прямо перед собой в темноту кустов. Не то чтобы она видит нечто невидимое обычному человеку, да и не то чтобы она мечтает о ч?м-то, большом и холодном как угольный айсберг, Соне чужды мечтания, потому что она не верит в наступление будущего. Справа от не? возвышается т?мный прямоугольник шестнадцатиэтажного дома, запятнаный ж?лтыми окнами, дома, в котором прошло е? мрачное детство, полное одиночества и сл?з. Е? детство, ах, какой ужас вста?т теперь с его дна.
Соня не может жить. Сон не приходит больше к ней, чтобы успокоить е? исколотое холодом сердце, опустить окостеневшие как у куклы веки, растворить
Соня поднимает руки с колен, подносит их к лицу и расправляет свои белые волосы, глядясь в зеркало усыпанного зв?здами осеннего неба. Ноги Сони, покрытые начиная от середины б?дер только ч?рными чулками, леденит безжалостный ветер. Они плотно прижаты друг к другу, наверное в целях равномерного распределения холода и энтропии. Через открытое окно, где погашен свет, играет радио.
Деревянная дверь парадного, на которой написано куском белого кирпича полуст?ршееся имя СВЕТА+ кажется вовсе не приспособленной для открывания, а сделанной просто для вида возможности выйти или войти. Е? обшарпанные края вросли пробившимися из-под краски занозами в косяк, ручка давно уничтожена, и на уровне человеческого лица в двойной фанере пробита неправильной формы дыра, видимо кошки, птицы или другие целеустремл?нные звери процарапали сквозь фальшивое место себе настоящую дорогу.
Мимо Сони медленно проезжает машина, обливая кусты лимонной кровью фар. Она останавливается у соседнего дома и гаснет. Никто не выходит из е? отшлифованного ледяным ветром корпуса, голова водителя спокойно опускается на руль. Соня вста?т со своего места и движется вдоль кустов по линии, близкой к евклидовой прямой, асфальт неприятно колет сквозь чулочную ткань е? ступни, лиш?нные туфель, так что Соня жалеет о непрошедшем дожде.
Е? икры мелькают над вечерним тротуаром, освещ?нном причудливыми лицами люстр, она минует второе окно, останавливается и смотрит в пустое зажж?нное окно, словно увидев на чистой штукатуреной стене чьей-то кухни чудовищную муху. Под вещественным углом примерно в 30 градусов к стене дома бежит серая кошка, из тех, чей цвет специально подобран для жизни каменных дворов и ржавых карнизов, охоты за мышиными привидениями в лабиринтах подвалов и экспозиционной гармонии с густыми летними закатами просторных крыш.
С того места, где сейчас стоит Соня, видно дерево, растущее по ту сторону дома, полуоблетевший каштан, помнящий ещ? то время, когда не было около него бетонного ужаса, а был поросший бурьянами холм и несколько сельских домиков, еле видных за сплетением ветвей разросшихся вишен. В каштане этом находится два дупла, одно почти у самого корня, в котором мальчишки сониного детства разжигали огонь и взрывали пистоны, второе на метр выше человеческого роста, где Соня прятала когда-то куклу, найденную ею в песочнике, замаскировав листвой е? голубые глаза, но свет этих глаз проник сквозь листву и неизвестный вор увл?к сонино сокровище в т?мную глубину чужих подъездов, где пахло старыми книгами и жареным мясом и где встречались странные люди, не жившие вместе с Соней общей жизнью.
Соня доста?т из кармана маленький гребешок и медленно расч?сывает свои белые волосы, не думая спешить. Из-за угла дома появляется молодая пара, девушка вед?т перед собой коляску, толстая смоляная коса снабжена красным фонариком, освещающим е? вечерний путь. Ветер лепит к лицу выбившиеся из прич?ски тонкие пряди, глаз не видно, мужчина строг и сдержан. Они сворачивают на улицу, полную шумящих тополей, по стволам которых вихрь уносит вверх стаи бесцветных существ, так непохожих на людей. Соня медленно расч?сывает свои белые волосы, и ветер делает е? труд бесконечным, сплетая их вновь. Между Соней и ветром чувствуется взаимосвязь, наверное потому, что они оба пришельцы из другого времени.