Школа корабелов
Шрифт:
— Спасибо, господин профессор, вы дали мне поистине мудрый урок.
Дважды Семен Емельянович ходил на квартиру Редкозубова, искренне желая помочь ему, облегчить его тяжелое положение. Но Андрей Андреевич при виде профессора впадал обычно в ярость, и Гурьев считал более разумным оставить его в покое. Силясь понять причину нетерпимого к себе отношения, Семен Емельянович обратился к Наташе и огорчился, заметив, что и она относится к нему неприязненно.
Прощаясь, Гурьев сказал:
— Мне жаль Андрея Андреича и вас, конечно. Но затяжной характер его болезни вынуждает меня пригласить нового учителя словесности.
Он ожидал, что она что-нибудь возразит или начнет протестовать, но Наташа молчала. Профессор грустно посмотрел на нее.
— Не хотите ли получить работу? Я мог бы вам помочь найти, например, уроки в приличных семьях.
— Благодарю вас, господин профессор, я постараюсь сама достать себе работу, — откликнулась Наташа, глядя в сторону.
— А все-таки я напишу вам рекомендательные письма. Возможно, пригодятся.
Для Наташи наступили черные дни. Одержимый всепожирающей страстью к вину, Андрей Андреевич тащил в заклад свои и Наташины вещи. Она плакала, грозилась уйти из дому, — ничто не помогало. Отец смотрел на нее пустым, невидящим взглядом; его не трогали ни мольбы, ни слезы. Он проявлял удивительную черствость, никогда не спрашивал, есть ли у нее деньги или когда она ела в последний раз.
Пришла зима, суровая, снежная, и жить стало еще тяжелее. Не было дров, кончился запас свечей. По поручению профессора эконом училища предлагал ей и то и другое, но Наташа отказывалась наотрез. Гурьев послал ей сто рублей ассигнациями, она вернула деньги обратно.
Почти весь короткий зимний день девушка ходила по городу. Укутав голову по самые глаза в старенький пуховый платок, робко стучалась она в двери особняков и смущенно спрашивала, не нужна ли учительница или гувернантка. Ее оглядывали с головы до ног, брезгливо косились на потертую плюшевую шубку и неизменно отвечали отказом.
Апацкий не показывался долго. Он пришел тогда, когда Редкозубовы докатились, казалось, до предела нищеты. Все, что имело ценность, было отдано под залог, холод и голод царили в доме.
От горячих слов сочувствия мичман немедленно перешел к делу. Он выкупил Наташины платья, привез дрова, свечи, полумесячный запас продуктов. Его дружеское участие благотворно действовало на Наташу. Она несколько успокоилась и окрепла физически.
Особенно тронула Наташу забота Апацкого об отце. Вытащив грязного, оборванного Андрея Андреевича из притонов Ямской слободки, мичман сводил его в баню, одел в приличный костюм и дешевую, но теплую овчинную шубу. С хозяином винного погребка на Вознесенском проспекте Апацкий договорился, что тот будет опекать Редкозубова и поить его, но так, чтобы бывший учитель не терял человеческого облика.
Наташа думала об Апацком с чувством искренней благодарности.
«Как мало я его знала! — думала она. — Недаром пословица говорит, что истинный друг познается в беде». Она часто размышляла над тем, что ему ответить, если он опять предложит ей выйти за него замуж. Прежде он принимал отказ легко, без обиды, а что будет сейчас, после всего, что он сделал для них? Нет, она не имеет права отказываться. Но тотчас же из глубины души поднимался протестующий голос: «Ведь ты не любишь его, и неизвестно, сможешь ли когда-нибудь полюбить?» И почему-то всегда при этом перед ее глазами всплывал образ Саши Попова, мужественный, волевой, казавшийся девушке красивым и далеким,
Апацкий перевез Наташу и ее отца на новую квартиру под тем якобы предлогом, что профессор Гурьев приказал выселить их из казенной.
Светлые, небольшие, но уютные комнаты в первом этаже, выходившие окнами на Вознесенский проспект, девушке понравились. Квартира имела еще и то преимущество, что находилась рядом с винным погребком, и Андрею Андреевичу не нужны были провожатые, чтобы попасть домой.
В новом доме Наташа быстро подружилась с женой дворника. Узнав, что девушка недурно шьет, та привела к ней заказчицу. Наташа постаралась, угодила ей, и отсюда пошла по всему дому слава о портнихе с замечательным вкусом. В работе не было недостатка; девушка работала не покладая рук.
Однажды вечером она сидела за шитьем платья для жены почтового чиновника из соседней квартиры. С минуты на минуту должен был прийти Апацкий. Она предчувствовала, что сегодня предстоит решительное объяснение, но не была готова к нему и боялась его.
Услышав стук молотка, девушка неохотно и неторопливо открыла дверь. Перед ней стоял, отряхиваясь от снега, Саша Попов.
Наташа растерялась от неожиданности.
— Здравствуйте, Наташа. Я с трудом разыскал вас. Я пришел по поручению профессора, господина Гурьева…
Девушка молчала; ее холодный взгляд смутил Попова.
Наташа отошла от двери, пропустила гостя.
Попов снял шинель и треугольную шляпу. Наблюдая за ним исподтишка, Наташа невольно подумала: «Вот он какой, возмужал, вырос… И впрямь русский богатырь!»
— Андрей Андреич дома?
— Нет, — ответила девушка и прошла в гостиную.
Саша последовал за ней. Она не предложила ему сесть и не села сама; это больно кольнуло молодого человека. Он стоял, опустив глаза, и не знал, с чего начать. Наташа подумала: «Чего он молчит? Пусть бы говорил скорей, пока мичман не пришел».
— Я слушаю вас, господин Попов.
— Раньше вы называли меня Сашей… Имя у меня как будто не изменилось.
— Зато изменились обстоятельства. Вы, кажется, сказали, что пришли по поручению профессора?
— Да! Но я рад вас видеть, говорить с вами… И мне очень хочется побеседовать с Андреем Андреичем Профессор мне рассказал о непонятной враждебности, которую господин Редкозубов к нему питает.
— Странно, что профессора волнуют чувства моего отца. Не все ли ему равно?
— Семен Емельянович всегда относился к господину Редкозубову с большим уважением и огорчен его болезнью. Нам думается, что здесь не обошлось без козней со стороны господина Апацкого.
Наташа вздрогнула. Слезы обиды и возмущения показались на ее глазах.
— Я запрещаю вам говорить плохо об этом человеке! Он любит моего отца, он столько сделал для нас…
— Любит вашего отца? — удивился Попов. — Вы очень заблуждаетесь. Да будет вам известно, что он на все училище поносил Андрея Андреича, ругал его пьяницей, бездельником, требовал немедленно выгнать его со службы.
— Ложь! Ни одному вашему слову я не верю. Апацкий добрый, чуткий… Он в тысячу раз лучше вас всех! Он спас нас от нищеты и голода.