Школа корабелов
Шрифт:
— Посмотрим. Сегодня вечером прочту эту писанину. Однако кого в училище оставить, — крепко подумать надо. Ведь Катасанов — лучший в мире корабельный мастер и мог бы быть весьма полезным для обучения юнцов.
На следующий день Чичагов явился в министерство раньше Мордвинова. Едва последний вошел в кабинет, новый министр поднялся ему навстречу.
— Твоя правда, Николай Семенович, — сказал он. — Недостатки в училище столь очевидны, что их нельзя оставить без внимания. Устав и штат, предложенные Гурьевым, утвердим. Деньги, какие академик просит, отпустим. Херсонское училище
— Павел Васильевич, что же ты о главном ничего не сказал? Я предполагал, что первым шагом в этом деле будет отстранение от директорства Катасанова и выселение его из квартиры.
— А как прикажешь это сделать? Обер-серваер в большом почете при дворе. Обижать его не хочется.
— Можно повернуть дело так, что Катасанов не обидится. Причислим училище к интендантскому ведомству, а директором генерал-интенданта Ивана Петровича Балле по совместительству назначим.
Это предложение Мордвинова понравилось Чичагову. Вскоре на новом уставе и штате училища стояла размашистая подпись императора: «Быть по сему. Александр».
Глава восьмая
НЕОБЫЧНЫЙ ЭКЗАМЕН
1
С новым директором училища Семен Емельянович быстро нашел общий язык. Иван Петрович Балле откровенно признался, что в учебных делах совершенно не сведущ, вопросами воспитания не занимался и даже своих детей так разбаловал, что они не чувствуют никакого почтения к родителям.
— Возлагаю надежду на вас, Семен Емельянович, слышал о вашем деятельном характере и заранее приветствую любые начинания, какие вы сочтете нужным провести. Со своей стороны позабочусь, чтобы по хозяйственной и по учебной части ни в чем недостатка не было.
Гурьев принялся энергично вводить новые порядки. Прежде всего он уволил Путихова, Дейча и Козлова. Вызвав остальных учителей, профессор предупредил их:
— Добрая половина беспорядков в училище происходит, господа, от вашего нерадения к службе. Отчего пьянство и картежная игра? Почему ученики с уроков бегают? Не сами ли вы тому причиной? — открыто выговаривал им Гурьев.
— Половину учеников выгнать надо. Из-за них, разбойников, на уроки ходить страшно, — попытался оправдываться учитель русского языка Кургузов.
— Бьем их мало, господин профессор, — заметил Апацкий.
Семен Емельянович презрительно посмотрел на Кургузова и Апацкого.
— Да будет вам известно, господа, что дирекция отменила экзекуцию. Вам придется воздействовать на нерадивых иным способом. Конечно, неисправимых учеников мы держать не будем. Таких не много; большинство воспитанников ведет себя худо оттого, что вы — учителя — плохой пример им подаете. Любое семя тогда плод даст, когда за ним уход хороший. А какой уход видят за собой наши ребята? Батоги да палки, голод, холод и грязь. Службу вы все несете плохо, дежурного по училищу днем с огнем не сыщешь. Со всем этим отныне должно быть покончено. Кому же новый порядок не по нутру, пусть покинет училище подобру-поздорову.
Учителя
Для составления списка учеников, намеченных к отчислению, Гурьев пригласил старых учителей и адъюнктов. Семен Емельянович называл фамилию и ставил против нее отметку, в зависимости от мнений, высказанных учителями.
Когда профессор выкликнул фамилию Чулкова, первым попросил слова Апацкий:
— Господа, Чулков сын охтенского полицейского надзирателя, верного и ревностного служителя царя. Своим происхождением он украшает нашу школу. Предлагаю оставить его в списке учеников.
Наступила пауза. Учителя хорошо знали Чулкова. Пошлая, гнилая натура этого великовозрастного воспитанника проявилась с первых дней его пребывания в училище. Он жил барином, заставлял делать за себя уроки, писать шпаргалки, по которым отвечал, и жестоко бил прислуживавших ему учеников.
— Матюху нельзя оставлять в училище, господин профессор, — твердо заявил Гроздов. — Душа у него подлая, дня не пройдет, чтоб кого-нибудь не обидел. Первейший взяточник и тиран.
— И я с этим согласен, — поддержал Гроздова Редкозубов. — Матюха Чулков беспримерно нагл, бессовестен и жесток. Его давно надо было выгнать из училища.
— Позвольте мне сказать, господин профессор, — поднялся мичман Апацкий. — Я не могу согласиться с уважаемым Андреем Андреичем, а тем более с Гроздовым. Как ни странно, но эти господа в большой дружбе с воспитанником Поповым, фискалом и кляузником, и поют с его голоса. Известно, что во всех военных школах среди учеников всегда было и будет существовать право сильного. У нас это право завоевал Чулков, а Попов ему просто завидует и рад спихнуть соперника.
— Неправда! Ложь! — в один голос воскликнули Гроздов и Редкозубов.
— Прошу господина профессора оградить меня от подобных оскорблений, — обиделся Апацкий. — Чулков, как и я, благородный дворянин. И если уж кто виноват в том, что он иногда ведет себя не совсем пристойно, то эту, вину надо отнести к Путихову. Евлампий Тихонович всегда благоволил к Матюхе и несколько распустил его. Я могу поручиться за этого ученика и лично возьмусь за его воспитание.
— Хорошо, оставим его в училище, — согласился Гурьев. — Я склонен больше верить Гроздову и Андрею Андреичу Редкозубову. Но раз вы, господин Апацкий, беретесь перевоспитать Чулкова, пусть он пока остается.
Взамен отчисленных двадцати четырех учеников из Херсона прибыли воспитанники закрытого там училища. Гурьев позаботился о том, чтобы их приняли хорошо, и сразу пресек, начавшиеся драки между новичками и старожилами.
Едва Катасанов выехал из квартиры, Балле приступил к ремонту всего дома и переделке среднего этажа под классы и кабинеты. Все приборы и пособия для кабинетов профессор проектировал сам. Детали для них изготовляла мастерская Академии наук, а сборку с большой охотой производили воспитанники. Учреждена была библиотека. В трех просторных комнатах флигеля во дворе, был оборудован лазарет, в котором работал опытный врач Никита Сергеевич Анфимов.