Школа корабелов
Шрифт:
— Ты выяснил, кому принадлежит топор?
— Да, Ваське Серому. Но мальчишка не причастен… Топор брошен рукой взрослого и сильного человека.
— Давай Ваську сюда, предупреди дежурного, — пусть вызовет его без шума.
Васька вошел в кабинет несколько странно: прежде чем закрыть за собой дверь, он боязливо оглянулся назад, в коридор, словно хотел убедиться, что за ним никто не следит.
Гурьев взял его за руку и подвел к креслу.
— Садись, голубчик. Я тебя в обиду никому не дам. Ты знаешь, зачем
— Знаю, — выдавил сквозь зубы мальчик, чуть приподняв длинные ресницы.
— Ты ведь знаешь, кто взял твой топор?
— Да! То есть нет… — На бледном, худом лице Васьки появилось выражение мучительного колебания. — Не спрашивайте меня, господин профессор, я ничего не знаю… Он такой страшный, он меня убьет…
Серый заплакал. Семен Емельянович многозначительно посмотрел на Попова и стал успокаивать подростка. Прошло немало времени, прежде чем воспитанник вновь обрел дар речи. Нехотя, через силу, он назвал фамилию Чулкова.
— Еще один вопрос, голубчик. Тебе известно, для чего ему понадобился твой инструмент?
— Да я все-все видел… Я, господин профессор, тайком следил за Матюхой… Я так боюсь его, господин профессор!
— Стыдись, Вася! Нельзя быть таким трусом. Иди в класс и никого не бойся. Мы позаботимся, чтобы тебя никто не тронул. Проводи его, Александр Андреевич, и передай на руки кому-нибудь из старших воспитанников. Скажи им, что они отвечают головой за него. А ко мне пришли Чулкова.
Матюха Вульгарис вначале держал себя нагло и упорно отрицал свою вину. Когда же Гурьев пригрозил, что прогонит его сквозь строй, а затем отдаст под суд, Матюха проговорился, что действовал по наущению Апацкого, но, спохватившись, тут же решительно опроверг свои слова.
— Что будем делать, Александр Андреевич? — озадаченно спросил Гурьев, отправив Матюху в карцер. — За покушение на убийство надо обоих отдать под суд. Апацкий, конечно, отопрется да еще нас обвинит в клевете.
— Плюньте на них, Семен Емельянович, ну их к лешему! Выгоните обоих, и дело с концом. А об этой истории умолчим, благо ее почти никто не знает.
— Да, ты, Саша, прав; так мы и сделаем. Я сейчас поеду к Павлу Васильевичу Чичагову; не уходи никуда, я скоро вернусь.
3
Министр был занят и через управляющего канцелярией передал профессору, чтобы тот приехал в другой раз, но Семен Емельянович упрямо заявил, что не покинет канцелярию, пока не добьется аудиенции. Чичагов рассердился, однако приказал пустить профессора в кабинет.
— Ваше превосходительство, — без предисловий начал Гурьев. — Я вас долго не задержу. Имею
— Коль скоро ты находишь это необходимым, возражать не стану. А утверждение мое письмом получишь.
Гурьев поблагодарил министра и поехал обратно в училище. Он сам объявил приказ Апацкому и повелел ему немедленно передать класс Тенигину; но лейтенант категорически отказался это выполнить.
— Не вы, господин профессор, меня принимали в училище, не вам и увольнять, — нагло заявил он. — Поглядим, что скажет по сему поводу его сиятельство, князь Гагарин. Как бы вас самого не погнали из училища.
— Убирайтесь с глаз, и чтоб больше я вас здесь не видел! — приказал Гурьев.
Два часа спустя Апацкий стоял перед директором и, задыхаясь от волнения и ярости, жалобно причитал:
— Ваше сиятельство, что же это такое? Потомственного дворянина, питомца морского кадетского корпуса заменяют каким-то мужиком, каким-то подлым студентом. Заступитесь, ваше сиятельство!
Узнав суть дела, князь рассвирепел. Апацкий был его глазами и ушами в училище.
Как посмел Гурьев без согласия директора увольнять учителя? Уволить лейтенанта, не поставив его, князя, даже в известность?!
— Успокойтесь, господин Апацкий, — глухо промычал он. — На сей раз Гурьев просчитался. Есть и у меня предел терпению.
— Я надеюсь, ваше сиятельство, что вы защитите меня. Он ведь нанес и вам пощечину. Все знали, что вы не давали на увольнение своего согласия.
— Да, да! Я сумею постоять и за себя, и за вас. Возвращайтесь в училище и продолжайте службу.
— Но ведь Гурьев уже подписал приказ, ваше сиятельство.
— Тем хуже для него. Идите, мой друг, даю вам слово, что завтра все повернется иначе.
В тот же день, поздно вечером, Гагарин разыскал Чичагова в английском клубе, затащил его в библиотеку и прямо приступил к делу.
— Павел Васильевич, выгони из училища этого беспардонного мужика.
— Какого мужика? — удивился министр.
— Профессора Семена Гурьева. Он, чай, не мне одному противен, а всему твоему департаменту.
— Он и мне порядком надоел, — усмехнулся Чичагов. — А как его уберешь, коль о нем по всему флоту слава идет, сам император ему милости разные оказывает?
— Пустое! — махнул рукой Гагарин. — Ныне император милостив, а завтра гневен. Сие от тебя, Павел Васильевич, зависит: куда пешку двинешь, там и встанет.
Чичагов, польщенный словами князя, рассмеялся.
— Чудак ты, право, князь! Как можно сие сотворить, коль и повода подходящего нет?..
— Повод у меня есть. Профессор без моего ведома и согласия уволил учителя лейтенанта Апацкого, а взамен его назначил студента.
— На это увольнение Гурьев у меня согласие испрашивал.