Школа корабелов
Шрифт:
Как увольнение такого рода высшая власть предоставила рассматривать и утверждать самой себе, то до того времени прошу департамент позволить ходить ко мне учиться на дом первому отделению верхнего класса по вторникам и четвергам от 10 до 12 часов утра, потому что ученики сии, имеющие особую склонность к математике, усердно просили меня, чтобы я окончил
Ученый совет нашел увольнение Гурьева законным, обучение на дому учеников не разрешил и направил переписку министру для доклада царю, а копию вручил Гурьеву.
Семен Емельянович два дня ожидал в приемной министра. Лишь на третий день управляющий канцелярией дал Гурьеву прочесть резолюцию императора: «Для прекращения впредь подобных бесполезных переписок, уволить его вовсе от департамента».
Гурьев молча, чуть сгорбившись, вышел на улицу. На набережной Невы он плотнее застегнул сюртук, хотя погода была жаркой. Не доходя до Зимнего дворца, профессор остановился. Вдруг он круто повернулся к реке и снял с пальца бриллиантовый перстень.
— Вот тебе, монаршья милость! — И швырнул перстень в воду.
Глава двенадцатая
РАСПЛАТА
1
Воспитанники училища корабельной архитектуры вышли из ворот своего дома. Стоял яркий солнечный день. Время приближалось к полудню. Под стук барабанов идти было легко и даже приятно. Затянутые в зеленые мундирчики с высокими стоячими воротниками, мальчики постепенно разомлели от жары и растеряли воинственный вид. На Мариинской площади они уже шли как попало, пользуясь тем, что оба преподавателя, Александр Андреевич Попов и Михаил Михайлович Аксенов, увлеклись разговором.
— Экой ты, право, Саша! Расскажи все по порядку, мне ведь все это интересно, — ворчливо говорил Аксенов, которому надоело вытягивать из Попова слова.
— Ну, рассказал я все сенатору Балле, бывшему нашему директору, и он, конечно, возмутился увольнением Гурьева.
— А дальше? Дальше что было?
— Гурьева, говорит, не вернешь, надо постараться заменить его достойным преемником. Тогда я сообщил ему, что инспектором классов назначен, но пока еще не утвержден, француз Лебрюн.
— А он что?
— Более чем удивился. «Неужели, — говорит, — у Чичагова поднимется рука подписать приказ о его назначении?» Хотел немедленно поехать в ученый совет департамента и к министру, но я ему отсоветовал.
— Почему?
— Прежде нужно было подыскать подходящего человека на должность инспектора классов. Подумали мы с ним и решили обратиться в Академию наук.
— Разумно! Академия дала Гурьева, почему бы ей не дать другого профессора?
— И мы так рассудили. Приезжаем на Васильевский, а академиков никого нет, обедают. Отыскали мы их в ресторации Луи, однако никто из них брать на себя новую обузу не захотел. И не потому, что слишком заняты, — никому не хотелось связываться с училищем, из которого незаслуженно выгнали Гурьева. Спасибо академику Захарову…
— Какому Захарову? Андреяну Димитриевичу,
— Нет, Якову Димитриевичу, брату зодчего, профессору химии. Он напомнил академикам, какой труд вложил Гурьев в училище, и высказал мнение, что надзор за учебной частью не будет обременительным, ибо Семен Емельянович оставил доброе наследство: молодых способных профессоров Гроздова и Аксенова, тебя то есть.
— Ишь ты, и обо мне вспомнил!
— Да, и о тебе. «Они, — говорит, — сами воз потянут». Тогда академик Румовский, как почетный члеи адмиралтейств-коллегий, согласился взять на себя надзор за училищем, но с условием, что князь Гагарин ученой части касаться не будет. «Пусть, — говорит, — ученый совет департамента о том специальное постановление вынесет».
— Вот позор для Гагарина. И министр пошел на такое дело?
— Вынужден был пойти.
— То-то директор в училище не показывается. Зато Апацкий ходит гоголем. Ух, гадина! Кажись, удушу я его в конце концов! — с ненавистью произнес Аксенов.
Саша сбоку посмотрел на товарища и подумал, что при вспыльчивом характере Аксенова этого можно ожидать.
У нового адмиралтейства на Галерной улице Попов ускорил шаги и скрылся в воротах. Аксенов остановил передние ряды учеников, подтянул отставших и только собрался вести строй через ворота, как оттуда выскочил Попов.
— Михалыч, распусти на минуту воспитанников.
— Что случилось, Саша?
— Учеников в адмиралтейство не пускают.
— Быть этого не может!
— Коль не веришь, поди сам к дежурному офицеру.
— Присмотри здесь! — И Аксенов торопливо вошел в адмиралтейство.
Минут через десять он вернулся и сердито крикнул разбежавшимся ученикам:
— Во фрунт! Походной колонной по четыре — стройся! И мальчики снова зашагали по пыльным улицам полуденного Петербурга.
Преподаватели шли молча. Будущее училища рисовалось им в мрачных красках.
Сегодня начались первые неприятности, а сколько их еще впереди?
Тяжело вздохнув, Саша спросил:
— Что тебе сказал обер-лейтенант?
— Есть приказ министра не пускать посторонних. Ну, Лебрюн и распорядился насчет наших учеников.
— Лебрюн?
— Да! Мстит, должно быть, за то, что его к инспекторской должности не допустили.
— Какие же они посторонние? — возмущался Саша. — Им ведь практиковаться в адмиралтействе уставом предписано.
— И я о том же офицеру твердил, а он мне бумажку показал. Удивительней всего, что предписание написано рукой Евлампия Путихова. Я его руку хорошо знаю.
— Вот откуда ветер-то дует, — сообразил Попов. — Этот пакостник французу аккурат в пару пришелся.
Внезапно передние ряды строя пришли в замешательство. На повороте Благовещенской улицы, неподалеку от входа во флотский экипаж, сгорбившись и закинув руки к хлястику узкого, глухо застегнутого мундира, стоял насупившись генерал. Из-под его треугольной шляпы мрачно смотрели на воспитанников злые оловянные глаза.
— Стой! Кто фрунтом командует? Где офицер? — прогнусил генерал, подняв вверх тонкий костлявый палец.