Школа одаренных переростков
Шрифт:
И как она умудрялась прятать его под резиновой купальной шапочкой?
— Прости, пожалуйста, я нечаянно, — сказала Соня.
— Ничего, — ответил я, покосившись на руку. — Хуже бывало.
Соня подошла, с любопытством взглянула.
— Ого! — сказала она. — Честно, я даже не думала, что так получится.
Дотронулась пальцем до ожога.
— Ты аптечку себе уже сделал?
— Нет, — сказал я. — А разве надо?
— Обязательно надо. Мало ли что.
— Мне никто не сказал.
— Ничего,
Соня уверенно выдвинула ящик трельяжа, достала баночку с мазью — как будто знала, что она лежит именно там.
— Будем лечить.
— В каком ты классе? — спросил я, подставляя ей руку.
— На воле была в шестом.
Переросток, обрадовался я. Хоть и с гребешком, всё равно переросток.
Значит, всё правильно.
— А почему на воле? — поинтересовался я, стараясь, чтобы вопрос звучал безразлично.
— Так проще говорить, — коротко ответила Соня.
— И этому здесь тоже учат? — Я кивнул на ожог.
— Зачем? — Она пожала плечами. — Это я сама. У меня другая специализация.
"Вот черт, — подумал я, — у нее две специализации, а у меня ни одной. Выставят!"
А вслух спросил:
— Какая?
Быстро и осторожно смазывая мне ожог, Соня засмеялась.
— Вот черт, — передразнила она, — у нее две, а у меня ни одной. Выставят!
Я покраснел, как вареный рак.
— Ну и что? Выставят так выставят, плакать не буду. Поеду в Сургут, это недалеко, и на работу устроюсь. А потом в армию.
— Да не бойся, — снисходительно сказала Соня, — не выставят. Найдут и у тебя что-нибудь. Раз привезли — значит, найдут.
— А что, у тебя здесь нашли?
— Как тебе сказать… — Соня кончила обрабатывать мой ожог, села в соседнее кресло. — Прослушивать немножко я и раньше умела. Мачехе своей желтую жизнь устроила. Она меня колдуньей считала, в церковь даже ходить начала. Чуть задумается — а я вслух. Она отцу и говорит: или я, или эта ведьма. А потом отца посадили…
— За что?
— Это неважно. В общем, вот так я сюда и попала. Правда, дело не сразу пошло. Три месяца на автогенке мучилась…
— На автогенке?
— Ну да. На аутогенной тренировке, так это здесь называется. Сейчас я на автогенку не хожу: Иванов освободил. Дома сама занимаюсь.
В жизни я не слыхал об этой самой автогенке.
Я посмотрел на Соню с уважением:
— Чего тебе заниматься, когда ты уже научилась?
— Какое научилась! — Соня засмеялась. — Тебя прослушивать — всё равно что букварь читать по складам. А попробуй, прослушай Иванова.
— Не можешь?
— Глухая стена. Юрка Малинин уверяет, что иногда пробивается, но, по-моему, врет.
— Погоди, а разве ты не можешь прослушать этого Малинина и доказать, что он врет?
Соня
— Так он же блокируется.
— Как это — блокируется?
— Очень просто. И ты научишься. Запускаешь шумы: "Упопа была собака, он ее любил", — а сам про другое думаешь.
Так одноклассница Сизова объясняла мне алгебру:
"Квадрат первого члена плюс удвоенное произведение первого на второй плюс квадрат второго члена. Что здесь можно не понимать?"
Сизова сердилась, ей было невдомек, что для меня это — полная абракадабра:
"Клеточка первого члена партии плюс удвоенная басня Крылова…"
Разницу между квадратом и клеточкой, между кубом и кубиком я еще мог уловить, но слова произведение, частное, степень вызывали у меня тоску: я не понимал их, хоть убей, а все понимали — или притворялись, что понимают.
Нет, наверно, не притворялись: когда им эти премудрости растолковывали, я боролся за сохранение семьи.
— Ну хорошо, — расстроено сказал я. — Ты, Малинин, я — вот уже трое. А всего сколько?
— Не спеши. Всех увидишь. Здесь друг от друга не спрячешься.
— А что, у вас строго?
Соня нахмурилась:
— В каком смысле строго?
Я не упустил случая:
— Ты же мысли читать умеешь.
— Много чести, — насмешливо проговорила Соня. — Очень надо мне тебя все время прослушивать. Да ты и сам не понимаешь, о чем спрашиваешь.
Я обиделся:
— Понимаю, почему же? Я хочу спросить, какие тут порядки. На каникулы отпускают?
— Только приехал — и уже о каникулах думаешь.
— Ну, а письма можно?
— Конечно, можно. Только я никому не пишу.
Соня поднялась.
— Ладно, заболталась я с тобой. Ритка, пошли.
Я оглянулся: что за дела? Какая еще Ритка?
Но за спиной у меня никого не было.
— Пошли, я же тебя слышу, — сказала Соня, глядя в угол. — Дай человеку отдохнуть.
Молчание.
— Кошка? — с надеждой спросил я.
— Не кошка, а Черепашка, — сказала Соня и, схватив со стола какой-то блокнот, кинула его в стенку. — Вот тебе, бессовестная!
— Сама бессовестная! — пискнули в углу, и дверь, приоткрывшись, с силой захлопнулась.
"Так, — подумал я. — Говорящая черепашка. Час от часу не легче. Значит, там, в саду, со стрекозой мне ничего не почудилось".
— Черепашка, — повторил я. — А почему Ритка? Это вы ее так зовете?
Соня посмотрела на меня и засмеялась.