Школа в Кармартене
Шрифт:
Книг по предмету профессора Финтана не было, и чувствовалось, что сам вопрос о том, почему их нет, неуместен.
…Финтан, сын Фингена, находился в Уэльсе в изгнании. Некогда ему пришлось покинуть Ирландию, но опала миновала, и с тех пор он каждую осень порывался вернуться в родную страну. Из раза в раз у них с Мерлином происходил по этому поводу разговор.
– Да вы что, коллега? – говорил Мерлин. – Ну куда вы вернетесь? Вы не представляете себе, что сейчас творится в Ирландии. Особенно там, куда вы рветесь, – на севере. Вы почитайте газеты. Оуэн, – обращался он кстати к проходящему мимо Мак Кархи. – У вас есть газета?
Слово «газета» Мерлин произносил с явным удовольствием: чувствовалось, что ему случается произносить его не особенно часто. Мак Кархи извлекал
– Это газета? – быстро уточнял Мерлин, чтобы не ошибиться, выхватывал ее у Мак Кархи из рук и снова поворачивался к Финтану. – Вот, коллега. Вот вам газета. Почитайте, прошу вас. Вы видите, что здесь пишут?.. Резня! Кровавая резня.
– Можно подумать, что на севере Ирландии когда-нибудь было что-нибудь другое, – ворчливо говорил Финтан. – Сколько себя помню, там всегда гойделы резали пиктов. И даже если теперь они называют себя какими-то другими именами, ничего нового в самом конфликте я не вижу.
– Да в конце концов, я вам просто запрещаю! – говорил Мерлин. – Как вы можете бросить учеников посреди семестра? Это и нарушение учебной дисциплины, и… и… в конечном счете, я нездоров, со мной может что-нибудь случиться… в любой момент.
И Финтан каждый раз оставался. Этот разговор повторялся между ними каждую осень в течение двух тысяч лет.
На уроках по языку зверей и птиц, которые вела доктор Рианнон, тишина нарушалась только щелканьем черных дроздов, залетавших в окна, и вздохами восхищенных студентов, которые не могли сосредоточиться. Ллевелис, будучи существом общественным, входил одновременно в клуб поклонников Рианнон, в общество любителей изучения наследия (самая таинственная из студенческих организаций), в беспорядочную толпу учеников и последователей Диона Хризостома и вообще в любую беспорядочную толпу, которая формировалась в коридорах, на лестницах и на галереях, будь то вечером или во время перемен. Одним словом, на уроках по языку зверей и птиц он запускал обе руки в волосы и, широко раскрыв рот, следил взглядом за мельчайшими переменами в тонких и изумительных чертах преподавателя. Гвидион был одним из немногих представителей сильного пола, более или менее сохранявших трезвую голову.
Доктор Рианнон, в зелено-голубых одеждах, с темными волосами, отчасти заколотыми сзади, а отчасти ниспадающими водопадом, говорила:
– Если мы обратимся к сравнительной типологии лисьего языка и языка оленей, то первое, что бросится нам в глаза, – это изменчивость первого и архаичность второго. Язык лис чутко реагирует на малейшие изменения в условиях обитания и мгновенно вырабатывает слова для разнообразных новейших понятий, в то время как язык оленей практически не менялся в течение нескольких десятков тысяч лет и сохраняет предельно архаическую структуру. У лис есть литературный язык, в основу которого положен перевод Библии, сделанный святым Рейнаром, [9] в то время как олений язык, по сути, представляет собой совокупность говоров. Говоря о диалектных зонах…
9
Святой Рейн'aр – широко почитаемый лисий христианский подвижник, выступавший с проповедями среди лис в период раннего Средневековья.
Гвидион толкал приятеля в бок:
– Ллеу, про лисьи диалекты!
– Да-да-да, – говорил Ллевелис.
– Будет ли степная лиса-корсак понимать тобольскую лису? Будет – в основных чертах, исключая термины для обозначения элементов местного рельефа, местной растительности и тому подобного. Будет ли городская помоечная лиса понимать лесную, Гвидион, сын Кледдифа?
– Да, за исключением некоторой специфической лексики, связанной с охотой и норой.
– Абсолютно верно, но можно ли назвать такого рода различия диалектными, если это лисы из одного географического региона?
– Нет, это скорее социолекты, – Гвидион забывал толкать Ллевелиса и погружался в содержание
Он поспешно дописывал каракулями последние строки бесценных сведений, и когда поднимал наконец голову, то видел, что карта расселения лис уже свернута, одноклассники, распихав по сумкам тетради и воя по-лисьи, побрели на латынь, Ллевелис ждет его за дверью, а доктор Рианнон, дружески переговариваясь с присевшим на подоконник дроздом, снимает с доски большие схемы с интонационным рисунком лисьего воя «Ой, батюшки, лисы добрые, да что ж это деется?» и «Доля моя горькая, – горькая, невкусная».
Морвидд, дочь Модрон, происходила из академической семьи, которая в пятом поколении занималась природой эха. Ветвь семьи, к которой принадлежала Морвидд, изучала комнатное эхо, но были в их роду ученые, занимавшиеся и лесным, и горным. Когда Ллевелис попытался высказаться в том смысле, что про эхо, мол, все известно, в закрытом пространстве определенного объема что-то там резонирует, Морвидд, сощурившись, сразила его вопросом:
– А почему, когда после лета возвращаешься в пустую квартиру, тебя встречает там эхо, которого раньше не было? Оно стоит там еще некоторое время после прихода людей и только на второй-третий день исчезает. Комнатное эхо поселяется в доме в отсутствие людей и с появлением их исчезает, подобно паукам с их паутинами. Что, скажешь, не так? А ведь объем резонаторов в этом случае неизменен!
Ллевелис застыл с раскрытым ртом.
– Пожалуйста, поселите меня в комнатке, где живет ну пусть хоть самое маленькое, самое скромное эхо! – стала просить Морвидд Мерлина. – А я за это спасу вам жизнь.
Сделка заинтересовала профессора. Он согласился.
В покоях Мерлина было темновато, но одно сделалось для Морвидд очевидным с самого начала: на шкафу за спиной у профессора лежал мэнкский кот. [10] Морвидд живо представила себе, как Мерлин по рассеянности купил в свое время котенка, не заметив, что у того уши с кисточками, и вот маленький бедняжка вырос в здоровенного мэнкского кота. Теперь хищная зверюга лежала на шкафу, примериваясь, как бы ему прыгнуть на кого-нибудь вниз. Было очевидно, что сам профессор не подозревает о назревшей опасности.
10
Мэнкский кот – разновидность диких лесных котов, обитающих на острове Мэн.
– Медленно, не оборачиваясь, сползите со стула, – начала Морвидд, – нырните под стол, быстро вылезайте с другой стороны и бегите за мною к двери.
Широта взглядов Мерлина и необычная для его возраста готовность к восприятию совершенно новой информации проявились в этот раз в полной мере: он послушался. Они выскочили за дверь и приперли ее посохом Мерлина: из-за дверей послышалось разочарованное шипение мэнкского кота.
– Уф-ф, – сказал Мерлин, когда Морвидд объяснила ему, в чем было дело. – Боже мой, сходите же кто-нибудь за Рианнон, и пускай… пускай она там… проведет разъяснительную беседу, – слабым голосом попросил он подошедшего Ллевелиса, махнув рукой в сторону дверей.
…Морвидд поселилась в комнате с эхом. Единственным недостатком комнаты было то, что она находилась в башне Бранвен, которая, как известно, перемещалась, и чтобы попасть домой, приходилось бегать иной раз по всей школе.
По двору школы всегда разгуливало несколько гусей, и с десяток гусей постоянно гнездился в Гусиной башне, как Мерлин их ни выпроваживал. Только на зиму гуси улетали в Летнюю страну, Гулад-ир-Хав. Орбилий Плагосус, чьи покои помещались в Гусиной башне, старательно делал вид, что не питает никакого пристрастия к этим птицам и вовсе их не разводит, но между тем, несмотря на все усилия профессора Мерлина, откуда-то каждый раз снова бралась парочка этих неподобающих птиц и, громко гогоча, поселялась в башне, а в городе говорили, что никогда не видели лучше ухоженных и более белых гусей, чем школьные. Зато же, правда, и писчим пером можно было разжиться всегда.