Школа в Кармартене
Шрифт:
Когда к вечеру Ллевелис наконец уяснил себе, кому именно ему следует подарить ложку, он с большим разочарованием вспомнил, что его ложка не только не готова, но даже не начата.
Все, кто хотел участвовать в школьном театре, – а хотели многие, – уже бегали по школе с ворохом пестрых тряпок, нитками, кружевами, кистями, красками и таинственными текстами.
Ллевелис дочитывал доставшиеся им по наследству пьесы, приходя все в больший и больший восторг.
– Господи, как хорошо, что здесь никто не вешается в конце! Как удачно,
Стали решать, кому кого изображать. Ллевелису отдали главную роль в первой из двух пьес, потому что он очень клянчил. Во второй пьесе главную роль играл МакКольм, потому что, по совпадению, этот герой как раз был шотландец.
Гвидион ни в чем не участвовал, но, сочувствуя Ллевелису, помогал ему и вот уже час спокойно слушал, как Ллевелис пытается нащупать верную манеру игры, на все лады повторяя:
– Скажите: как вы любите меня? Нет, вы все-таки скажите: как, как именно вы любите меня? Но все же – как?..
– Вот сейчас очень хорошо было. Так и говори. И подпрыгивай вот так, – советовал Гвидион, впуская в комнату Керидвен и Морвидд. – Ого! И вы? – спросил он, видя, что на них надето.
– Мы играем ведьм, – сказала Керидвен. – Ха-ха!
И, в ужасных обносках, они с Морвидд немедленно сплясали бесовские пляски тут же, на холодном полу.
В химической лаборатории полосы красноватого солнечного света падали прямо на стену с портретами великих ученых, благодаря чему Агрикола смотрел на всех с особенно большим сомнением.
– Сегодня мы попробуем получить соли и затем соляные растворы мианитов, – сказал Змейк. – А где, собственно, Телери, дочь Тангвен?
– Она, собственно, за дверью. Она боится, – ответил Афарви. – С тех пор, как она в прошлый раз увидела сухую перегонку флюоратфеанола, она говорит, что лучше тихо пересидит там, внизу, в каменном льве, знаете, там, в пасти у него, между зубов, потому что очень страшно. Только вы не ругайте ее, пожалуйста. Она вообще очень пугливая. С детства.
Змейк сухо поблагодарил за совет и вышел. Через три минуты он возвратился вместе с Телери, извлеченной из пасти каменного льва. Змейк продолжал разговор, начатый снаружи. Негромко, адресуясь одной только Телери, он говорил:
– Кристаллы солей мианитов окрашены. Соли латтрия – изумрудно-зеленого цвета, соли эрмия – нежно-розовые, соли аидия – розово-фиолетовые, иллирия и иттания – лазурные, цербия – желтые. При этом их невозможно спутать с солями, например, меди, железа или никеля: окраска солей мианитов более сложная, полихромная, – как будто смешали разные цвета на палитре. К тому же окраска этих соединений меняется в зависимости от освещения. Природный аидий встречается на дне мелких водоемов в виде огромных белоснежных полей кристаллов со структурой кристаллов льда. Он обладает пирофорным свойством, то есть самовоспламеняется на воздухе.
– Да? – вырвалось у Телери.
– Горение природного аидия производит незабываемое впечатление: кажется, будто пылает снег, – продолжал Змейк. – После сгорания
Телери слушала с приоткрытым ртом.
– Так вы хотите увидеть соли мианитов или нет? – спросил Змейк.
Телери робко кивнула.
– Тогда берите в руки колбу, – велел Змейк, – щипцы, горелку, штатив и идите на свое место.
– Ах, Боже мой, всегда мечтал о такой булавке для галстука! Какая прекрасная вещь! Завидую вам, кузен. Но когда-нибудь я выиграю ее у вас в покер, – с тонкой улыбкой сказал Кервин Квирт, доктор биохимии и преподаватель школы в Кармартене. Эта тонкая улыбка не сходила у него с лица вот уже сорок минут. Она как будто прилипла. С этим выражением лица он встречал у дверей поток гостей, в то время как родители благосклонно кивали ему издалека, как всегда, с удовольствием наблюдая его в этой роли.
Наконец Кервин Квирт почувствовал, что чем дольше он беседует с герцогиней Нортвортской, тем больше улыбка его тускнеет и лицо начинает сводить судорога, сделал знак музыкантам, чтобы те перестали играть увертюру к «Тангейзеру», сделал знак дворецкому, чтобы тот объявил первую перемену блюд, и повел к столу весело щебечущую кузину Франсис.
– Дорогой Риддерх, вы слыхали, каких чудес добилась в последнее время наука?
Кервин Квирт вздрогнул.
– Можно совершенно безболезненно, без хирургического вмешательства, открыть у себя во лбу третий глаз!.. – в восторге воскликнула кузина, увлекавшаяся косметологией.
– Я читала в журнале «Эклер», – сказала кузина Дилис, – что сейчас проводят какое-то необыкновенное омоложение с помощью муравьиной кислоты. Говорят, она очень улучшает цвет лица.
– Метановая кислота, в просторечии называемая муравьиной, – заметил Кервин Квирт, оглядываясь в поисках вилочки для оливок, – самая сильная из карбоновых кислот: попадая на кожу, она не просто жжет, но буквально растворяет ее. Безводная муравьиная кислота растворяет полимеры, которые не берут растворы других кислот и щелочей. Обладая свойствами альдегида, метановая кислота окрашивается на воздухе в иссиня-фиолетовый цвет, – это к слову о цвете лица.
– Какое бонмо! Какая прелесть! Риддерх, признайтесь, где вы выучили этот очаровательный пассаж? – захихикала кузина Гвенивер.
– Господи, да у меня это каждый первокурсник знает, – рассеянно отвечал Кервин Квирт. – Впрочем, в этом году мне же не дали первый курс, я забыл, – прибавил он машинально. Едва выговорив это, он прикусил язык, – слишком поздно для того, чтобы можно было что-то изменить. Его услышали.
– Значит, тебе не дали первый курс? – меряя Кервина Квирта тяжелым взглядом, спросил его отец. – Интересно, почему?