Школа в Кармартене
Шрифт:
В это время учитель увидел, как к нему приближается важное лицо, в котором он распознал чиновника высокого ранга. Он быстро уменьшил всех троих учеников и спрятал их в рукав, затем выпрямился и спокойно посмотрел прямо перед собой.
– Это вы приглашенный профессор из Китая? – спросил Зануцки.
– Да, я Чэнь Сюань-цзан, ничтожный ценитель поэзии, особыми способностями не отличаюсь и об упомянутой вами степени цзюйжэня могу только мечтать.
– Вы, вероятно, прибыли к нам со своими собственными методиками и вряд ли удосужились познакомиться с нашими методическими требованиями и разработками? Сколько я наблюдал вчера за вашими учениками в библиотеке, они все время писали один и тот
– Чтобы проникнуть в суть вещей путем созерцания, – отвечал Сюань-цзан, – нужно быть не простым смертным, а жителем небесных чертогов. Скажу прямее – с одного взгляда на иероглифы выучиться писать их под силу одному лишь Будде да, может быть, парочке бодисатв. Мои же ученики только-только выучились держать кисть и растирать тушь. Где уж тут позволить им рассуждать о дэ и жэнь!
– Сейчас разработано множество прекрасных интенсивных методик, – сказал Зануцки. – Вы, по всей видимости, слабо знакомы с состоянием современной методологии. Курс-интенсив при обучении языку совершенно себя оправдал. Сегодня они пишут иероглифы, завтра уже…
– Читают сутру, – подсказал Сюань-цзан.
– Да, а послезавтра… – Зануцки, перебирая пальцами, подыскивал слова.
– Возносятся на небо, – снова помог ему Сюань-цзан.
– По поводу неба, – сказал после некоторого молчания Зануцки. – Любая попытка втянуть молодежь в какую-либо секту повлечет за собой целый ряд неприятных для вас последствий, – это я обещаю вам лично.
– Мой досточтимый собеседник, очевидно, подобно небесному князю Ли, наделен властью сначала казнить, потом докладывать, – вежливо отвечал Сюань-цзан.
– Что случилось, учитель? – спросили Тангвен, Эльвин и Афарви, едва выйдя из рукава.
– Я беседовал сейчас с очень влиятельным человеком, и, судя по тому, что я узнал от него, вам всем следует сложиться, купить гроб, преподнести его в знак почтения мне, вашему наставнику, и разойтись по домам, – безмятежно сказал Сюань-цзан. – Сперва он дал мне понять, что вместо обучения письму мы должны, не откладывая, переходить прямо к познанию дао, затем – что всякое упоминание о дао в этом государстве карается законом. Полагаю, что в стране, где царит такая неразбериха, никому не будет вреда, если я продолжу преподавать вам уставной почерк кайшу?
– Ваша проницательность, учитель, подобна в некотором роде рентгену, – сказал Эльвин.
– Каким образом получилось, что вы, не будучи британским подданным, занимаете здесь постоянную должность? – спросил Зануцки, с удовольствием разглядывая архивариуса Хлодвига, показавшегося ему образцом солидности и адекватности.
– По личному приглашению директора. Мы познакомились с господином директором случайно, столкнувшись в Дрездене, у Черных ворот, в прескверную погоду: он одолжился у меня табаком и, видя, как моя табакерка поеживается от холода, немедля пригласил меня на стаканчик глинтвейна, где мы и заключили с ним вечный дружеский союз. Ему особенно полюбилась моя крестница, Эрменгильда, – он даже заточил ее жениха в чернильницу и до конца вечера танцевал только с ней.
– Заточил… в чернильницу?
– О, временно, временно! Но затем меня постигло несчастье: я потерял свое место в Дрезденском городском архиве, где служил много лет, – поверите ли, из-за сущего пустяка. В ночь, когда я должен быть дать особенный фейерверк в честь визита господина градоначальника Шлосса, я по недосмотру выпалил в воздух господами племянниками нашего начальника канцелярии. Это были премиленькие золотистые дракончики, они свернулись в жерле пушек калачиком, задумав свою шалость,
И архивариус зажмурился, стараясь получше припомнить все подробности той встречи.
Затем на переаттестацию был вызван Змейк. Когда он сел напротив комиссии, его для начала попросили детально рассказать, где, когда и как он сам получил в свое время образование.
– Начала образования я получил в доме своего отца. Моей семье свойствен достаточно патриархальный уклад, и с раннего детства моя свобода была, как тому и следует быть, существенно ограничена. Шесть лет, между семью и тринадцатью годами, я провел… в одном закрытом учебно-религиозном заведении, – сказал Змейк. – Однажды я вынужден был убить в силу стечения обстоятельств одного из высоких гостей школы, – слегка осовевшие было методисты встрепенулись. – От этой истории я вас избавлю, так как детали ее малоаппетитны. После этого меня отозвали, и я снова вернулся в родительский дом. Мой отец был в целом доволен моими успехами и, по совету друзей семьи, отправил меня для продолжения образования в Элевсин.
– Нет, вы уточните, пожалуйста, – как убили, в связи с чем убили? – резко прервал его Зануцки.
– Он хотел от меня того, что я совершенно не готов был ему предложить, – холодно разъяснил Змейк. – В наше… учебное заведение гости такого ранга приезжали, как правило, с целью развлечься, однако ученики традиционно оставались от этих забав в стороне. Один чрезвычайно знатный посетитель, случайно столкнувшись с воспитанниками, проходившими мимо парами, остановил свой взгляд на мне, избрал меня объектом развлечения и потребовал прислать меня к нему. Мои наставники после некоторых колебаний выполнили эту просьбу. После первых же его слов, обращенных ко мне, я обрушил на него потолок.
– Что это были за слова? – не отставали методисты.
– Он похвально отозвался о моей внешности, – с легкими металлическими нотками в голосе пояснил Змейк.
– А ваших родителей и учителей не обеспокоило совершенное вами убийство?
– Моих благословенных родителей обеспокоило бы, если бы мужчина из нашего рода в тринадцать лет почему-то не смог бы постоять за себя. Если говорить о наставниках, то они зачли мне обрушенный потолок как выпускной экзамен по пяти предметам из девяти, рассмотрев, каким именно способом я его обрушил, – отвечал Змейк.
– Что же это были за предметы? – спросили дотошные методисты, теряя, однако, почву под ногами.
– Алгебра, геометрия, астрономия, сосредоточение и акустика.
– Почему акустика?
– Потому что потолок рухнул бесшумно.
– А астрономия?
– Разумеется, я должен был предварительно вычислить в уме расположение звезд над куполом храма. Что касается музыкальной гармонии и философии, то я досдал их в течение недели.
У методистов начинал заходить ум за разум, однако они никак не могли оставить такую благодатную почву.