Шоколадник
Шрифт:
Джеймс просто хотел бы сказать Табби, насколько странный его брат.
И о темноте под старым домом.
И о Коричневой игре.
Джеймс говорит:
— Иногда посреди ночи я всё ещё чувствую его запах.
— Ночные кошмары, — говорит Табби.
— Но они уже прошли. Я уже много лет не просыпаюсь с криком, не так ли?
— Нет, — признаёт она.
— Тогда откуда вонь? — он кладёт локти себе на колени и подпирает голову руками. — Можно было подумать, что от него пахло чистым дерьмом, но это было нечто б'oльшее. Запах тяжёлый и едкий, как
— Запах — самое ностальгическое чувство. Я уверена, что ты просыпаешься с этим в носу, потому что ты так много думаешь об этом прямо сейчас из-за наступающей даты.
— Может быть. Завтра не просто годовщина. Завтра…
Табби касается его щеки; похолодание от губ и носа.
— Мы справимся с этим. Мы всегда так делаем.
— Я люблю тебя, — говорит Джеймс, в его животе урчит.
— Да, чёрт возьми, так что не забывай об этом.
Джеймс сухо смеётся.
Она касается его щеки кожаной перчаткой.
— Что я могу сделать, чтобы помочь тебе пережить следующие несколько дней?
Порыв холодного ветра заставляет Джеймса дрожать.
— Вышиби меня из сознания на сорок восемь часов.
— Кроме этого, — говорит она с кривой ухмылкой.
Джеймс борется со своими следующими словами.
— Что, если…
— Что, если он вернётся? — недоверчиво спрашивает Табби.
С искрой раздражения Джеймс поднимается на ноги.
— Да.
Табби хватает его за запястье.
— Джеймс, это в прошлом. Я знаю, что это, вероятно, всегда будет влиять на тебя — на нас — но ты должен помнить, что он не может причинить тебе вреда. Дерьмо — это просто дерьмо: отходы. Химические процессы. Больше ничего.
— Нет, — говорит Джеймс, его кишки наполняются крючками и гвоздями. — Дерьмо — это всё, что не так с этим миром. Это ужас. Это позор. Это самое близкое к чистому долбаному злу, и всё же оно всегда внутри нас. Это часть того, кем мы являемся.
Табби встаёт со скамейки и выглядит расстроенной.
— Ты в порядке, Джеймс, пожалуйста, поверь мне. Креб, вероятно, мёртв или уже на другой стороне планеты.
Джеймс рычит:
— Не произноси его имя снова. Не смей, — он дёргает своё запястье, но она держится крепче.
— Твоя семья любит тебя, Джеймс. Мы проживём следующие пару дней, и всё будет хорошо. Я обещаю.
— Ага? — спрашивает он, когда она сжимает его руку. — А что, если это не так, и всё превратится в дерьмо?
Его жена моргает. Её хватка ослабевает, и он отдёргивает руку.
— Слушай, мне очень жаль, Табби. Просто… иди домой и дай мне остаться с моим настроением. Пожалуйста.
Он уходит, оставляя жену мрачно покоиться на скамейке.
Он знает, что ведёт себя как засранец, но его мысли заняты прошлым, а ещё он знает, что мало принимает своих таблеток.
Ему нужно сохранять спокойствие.
Спокойствие и запор.
Район Элвуд — это печально известное место в Сидоне с недорогими домами или домами, финансируемыми муниципальными властями, и высокими многоквартирными постройками. По улицам
Дилер Джеймса, которого порекомендовал его друг заядлый тусовщик, живёт на нижнем этаже невысокого, корявого строения, которое, вероятно, следовало бы снести много лет назад. Стены серые от грязи и испачканы граффити. Окна тёмные, зарешёченные квадратами. Входная дверь всегда распахнута, защёлка сломана и никогда не ремонтируется.
Несмотря на то, что у него есть номер телефона дилера, это не первый раз, когда он приходит без предупреждения. То, как загораются глаза парня, когда он видит деньги Джеймса, демонстрирует, насколько приветствуются его визиты.
Он входит внутрь и проходит мимо облупленных дверных проёмов других арендаторов. Запах коридора — это первозданная вонь нечистых тел и не стиранной одежды; пот, вызванный стрессом и страданиями, а не физической нагрузкой. Это запускает банки памяти Джеймса, поэтому на полпути он останавливается и зажмуривается.
«Стоп. Прекрати об этом думать».
Его отвлекают шумы из комнаты дилера. Хрипы. Стоны. Какая-то драка.
Джеймс обычно спокоен, когда приходит, но звуки сбивают с толку, особенно сегодня. Он задаётся вопросом, стоит ли ему пойти домой? Но мысли, которые он так отчаянно пытается игнорировать, звучат в его затылке. Почувствовав, как прошлое снова тянет его вниз, Джеймс вежливо постучал в дверь своего дилера.
Шум внутри утихает.
Раздаётся тихое шипение быстрого разговора, а затем дверь приоткрывается. Появляется пухлое лицо его дилера, спутанные волосы мужчины ещё более взлохмачены, чем обычно, а его щёки покраснели от напряжения. Его налитые кровью глаза практически выплывают из лица.
— Какого чёрта ты хочешь?
Джеймс говорит:
— Хм-м-м, ещё окси…
Выражение лица парня расслабляется.
— Ну, а почему ты сразу не сказал?
— Я ведь не помешал?
Его дилер возвращается в комнату, сохраняя узкий дверной проём. Джеймс чувствует запах прогорклого мусора, но сквозь щель в двери он видит только своего дилера и полоску тускло освещённой спальни.
Мужчина произносит слова кому-то ещё, кого Джеймс не видит, и возвращается назад.
— Сколько ты хочешь, приятель? Я бы пригласил тебя, но…
— Нет, всё в порядке, — говорит Джеймс, готовый уйти. — Две упаковки. Как и в прошлый раз, спасибо.
Жёлтые зубы дилера заполняют голодную ухмылку.
— Да, теперь я вспомнил.
Он закрывает дверь. Когда он появляется снова, он сжимает небольшой бумажный пакет и передаёт его через щель в дверном проёме. Его рука и плечо обнажены. Джеймс задаётся вопросом, голый ли он полностью?