Шопинг в воздушном замке
Шрифт:
— Ира! Вы не заперли дверь, — медленно сказала я и толкнула створку.
Перед глазами открылся холл с ободранными обоями и стоящим посередине пылесосом, измазанным побелкой.
— Решили ремонт провернуть? — завела я разговор на отвлеченную тему. — Сами стараетесь или позвали молдаван? Лучше потратиться и нанять специалистов. Можно найти не очень дорогих мастеров и не безумные по стоимости материалы. Очень пить хочется, не нальете стакан воды? И как вы ухитрились пройти на лестницу, не запачкав туфли?
Ира не реагировала на мое щебетание. Она пару раз моргнула, потом на ее глаза
— Ремонт… — повторила она. — Ремонт? Да, ремонт…
Меня поразила интонация собеседницы — можно подумать, что она впервые слышит о ремонте. Мария Ивановна сказала мне: Ирина приводит в порядок квартиру. А что, собственно, такого? Пелагею Андреевну поместили в больницу, молодая женщина, понимая, что смерть Суворовой не за горами, решила ободрать обои и размыть потолок.
— Ремонт… — затряслась Ира.
И тут из ее сумки донесся звонок мобильного, а я ощутила, как в моем кармане завибрировал телефон. Ира вытащила слишком дорогую для не очень обеспеченного человека трубку и хрипло воскликнула:
— Алло! Алло! Говорите!
Я тоже вынула сотовый, удивленная тем, что он не тренькает, а лишь вздрагивает.
— Алло, алло, — твердила Ирина.
Я уставилась на дисплей. Сотовый вовсе не на вызов откликался, а набирал номер. Очевидно, я забыла заблокировать клавиатуру, сунула трубку в карман, случайно нажала на клавишу…
Ирина положила телефон в сумку, и тут меня осенило. Я вдавила кнопку повтора, а через пару секунд из красивой лаковой планшетки женщины, стоявшей в дверях, раздалось заунывное тра-ля-ля.
Я вздохнула и сказала в мобильный:
— Добрый день, Елена.
Глава 15
— Я не Лена, — прошептала в свою трубку тетка, — простите, вы ошиблись номером.
— Очнись! — усмехнулась я. — И давай побеседуем без посредства мобильной связи. Смешно мы, наверное, выглядим: стоим друг напротив друга и бормочем в трубки.
— По этому номеру нет никакой Лены, — упрямо повторила женщина.
— Значит, Ира? — ухмыльнулась я. — Для малообеспеченной медсестры, вынужденной из-за квартиры ухаживать за Пелагеей Андреевной, у тебя слишком дорогой мобильный. Ну-ка дай сюда ключи!
Моя визави молча протянула связку.
— Так я и предполагала! — воскликнула я. — Это же отмычки! То-то мне показалось странным, что в связке столько ключей. Штук сорок, не меньше! Лена, у нормальных людей их не больше пяти-шести.
— Я не Лена, — тупо повторила женщина.
— А кто? — разозлилась я.
— Катя, — вдруг шепотом сообщила собеседница. — Катя. Лена меня старше, я младшая. Вернее, самый младший Павел. Пелагея его от генерала Быкина родила.
Я заморгала:
— Пелагея Андреевна — ваша мать?
— Можно и так сказать, — невесело подтвердила Катя, — хотя настоящей мамой мне Сонечка была.
— И у вас есть еще сестра Лена?
— Да, — подтвердила Катя, — но мы не дружили, совсем. Нас в детский спецдом отправили. Хотя… вы, наверное, не знаете, что это такое, и не поймете. Вообще, нашу историю обычному человеку не осознать, очень уж она дикая. Я ведь почему прийти сюда рискнула? Мне документ позарез нужен. Пелагея меня обманула, обещала его отдать,
А я ответить не могу. Боюсь! Вдруг он меня бросит? И в клинике позор! Пелагея… она… Ой, господи!
Катя кашлянула и беззвучно заплакала. Я обняла совершенно растерянную Катю за плечи:
— Пошли.
— Куда? — одними губами спросила она.
— Тут неподалеку есть маленькое кафе на бульваре, там нам никто не помешает, — пообещала я.
Когда мы устроились за столиком и сделали заказ, Катя вдруг спросила:
— А вы кто?
— Евлампия Романова, — представилась я. — Лучше зовите меня просто Лампой. Я работаю частным детективом.
— Ой! — Катя зажала рукой рот.
— Сами понимаете, — делая вид, что не замечаю испуга собеседницы, продолжала я, — моя профессия обязывает держать язык за зубами, хранить чужие тайны и никогда не сообщать подробности о клиентах. Но сейчас придется нарушить эти правила: меня наняли присматривать за Верой Путинковой, невестой Павла Брыкина.
Чем дольше я говорила, тем сильнее бледнела Катя. В конце концов, она прижала руки к груди и прошептала:
— Паша мой брат. Он, вообще-то, Быкин, в специнтернате проходил под этой фамилией, но потом слегка изменил ее.
— Давайте-ка с самого начала… — попросила я.
— Не могу, — прошептала Катя, — все так запутано, никаких слов не хватит.
— Ничего, я разберусь, — приободрила я ее. — Глядишь, и вам сумею помочь!
— Вы знаете, где Пелагея Андреевна?
— Да. Она в больнице, у нее инсульт.
— Боже! — отшатнулась Катя. — Говорить может?
— Нет, — помотала я головой. — Суворовой очень плохо, врачи сомневаются в благополучном исходе.
— Катастрофа! — обмерла Катя. — Я за квартирой в свободное от работы время следила, все ждала подходящего момента, но Пелагея из дома выходить перестала. Я с улицы наблюдала, сидела в подъезде напротив и на окна пялилась. Мне было трудно, но я приняла решение: непременно доведу дело до конца. Уйдет Пелагея в поликлинику, влезу в квартиру и отыщу бумагу. Но старуха словно в спячку впала: наружу не выглядывала, даже свет не каждый вечер зажигала. И вот сегодня я подумала: пусть она даже дома будет, войду и потребую… а там — ремонт. Ремонт!
— Начните сначала, — приказала я. — Насколько я знаю, Пелагея Андреевна дворянка, представительница некогда знатной семьи, потерявшей все после революции.
Катя поперхнулась и закашлялась. Наконец она спросила:
— Кто сказал вам эту чушь?
Я изложила легенду о семейном проклятии.
— Ерунда! — Катя вдруг засмеялась. — Все не так. Слушайте…
Каким образом Пелагея Суворова оказалась в Москве, Катя не знала. Девочка родилась в столице, и годы ее детства прошли в этой квартире на Петровке. Мама детьми почти не занималась. А если откровенно — она просто не замечала ни Лену, ни Катю. Пелагея была отвратительной хозяйкой: готовить, стирать, убирать она не собиралась, все бытовые вопросы решала Сонечка.