Шотландец говорит, что да

Йорк Сабрина

Поэтому он приготовился ждать.

Что привело к еще одной досадной неприятности.

Леди Эсмеральда утверждала, что Кэтрин просто позорно оставаться в Росс-Хаусе, пока там Дункан. Она настаивала, что для девушки было бы вполне логично переехать к Сент-Клерам. Это, конечно, оставило Дункана наедине с Питером в доме Росса, что делало его фактическим опекуном щенка. Несмотря на то, что парень, похоже, усвоил урок, учитывая его досаду во время многочисленных лекций Дункана и угрозу богадельни, это все еще было отвлечением внимания, в котором Дункан не нуждался и не ценил его.

Он

подозревал, что все это было просто частью заговора леди Эсмеральды, чтобы свести его с ума.

Если он и хотел видеть Кэтрин, то только по утрам, во время визитов, на которых все девушки Сент-Клера и несколько их хихикающих друзей собирались в элегантной гостиной герцога, принимая открытки, цветы и комплименты от различных поклонников.

Ему не разрешалось сидеть рядом с Кэтрин, держать ее за руку или говорить с ней напрямую. Другие поклонники могли, однако, что привело к тому, что некоторые сильно скрежетали зубами, а один слегка травмировал Суэйна. Хотя, по правде говоря, едва ли Дункан был виноват, что этот человек испачкался, когда увидел выражение лица Дункана, когда ублюдок подошел слишком близко к Кэтрин.

Но, пожалуй, худшей частью утренней пытки было то, что Дункану пришлось надеть “приличный костюм.” По-видимому, леди Эсмеральда не могла позволить себе, чтобы лели падали в обморок при непристойном виде его голых ног.” Подходящий костюм включал в себя приспособление для наказания, известное как “галстук”, который, как был уверен Дункан, изобрела мстительная жена.

В остальное время ему разрешалось видеться с невестой только по вечерам, которые были для него особым адом. Это может быть музыкальный прием , предназначенный для того, чтобы лишить человека уважения к Моцарту или навсегда оставить шрам на его слуховом канале. Или многолюдный бал в слишком маленьком бальном зале какого-нибудь помпезного лорда, на котором воняло перегруженными и желчными пудингами, когда они скакали по комнате, и горячие брызги воска, капающего с канделябров в разбавленный водой лимонад.

И действительно, за этот долгий месяц он быстро начал сожалеть о том, что поступил глупо, попросив леди Эсмеральду помочь ему стать более цивилизованным. Это была определенно не та жизнь, которую он хотел бы прожить. Некоторых зверей невозможно приручить. Да и не должны были.

Он мог только надеяться, что Кэтрин чувствует то же самое—она действительно казалась достаточно несчастной в те несколько раз, когда ему удавалось подойти достаточно близко, чтобы заметить это. У него определенно не было возможности спросить ее об этом.

Женщины действительно сомкнулись вокруг нее. Если бы Эсмеральда была генералом, война с Францией закончилась бы в два раза быстрее.

И только через две недели после помолвки кто-то допустил ошибку. Или решил проявить к нему немного милосердия.

В тот вечер не было ни маскарада, ни званого вечера. Это был просто карточный вечер в Синклер-Хаусе на Гросвенор-сквер, оргия архитектуры с семью заливами и коринфскими колоннами. Поскольку герцог проводил большую часть своего времени в Шотландии, Дункан считал это огромной тратой денег.

Но в этот вечер он был благодарен

Лахлану за его щедрость, потому что это означало, что он может провести вечер с Кэтрин в доме, достаточно большом, чтобы два человека могли заблудиться, если бы захотели.

И он действительно желал этого.

К его бесконечной благодарности, она тоже.

В тот редкий момент, когда леди Эсмеральда и сестры Сент—Клер отвлеклись на хриплый спор о модных шляпках-откровенно говоря, странный для Дункана, никогда не задумывавшегося, что шляпы могут быть столь противоречивой темой,—он незаметно подошел к Кэтрин, стоявшей у окна, и поймал ее взгляд в отражении.

– Не хочешь ли прогуляться? - прошептал он.

Ему понравилось, что ее губы изогнулись, и она кивнула, почти незаметно. - Ночью в оранжерее очень красиво.

– Превосходно.
– Он предложил ей руку, и, едва взглянув на нарастающую ссору позади них, они выскользнули из комнаты. Холл был погружен в полумрак, освещаемый лишь редкими светильниками. Это было идеальное место для обольщения или, по крайней мере, украденного поцелуя, но он сумел подавить эти порывы. Это был первый раз, когда у него появилась возможность поговорить с ней после их помолвки, и ему не следовало набрасываться на нее, как голодному льву, хотя он скорее был им. - Тебе придется идти впереди, - сказал он, когда она замедлила шаг. Он добродушно улыбнулся, хотя это ему дорого обошлось. - Я никогда не был в оранжерее в Синклер-Хаусе.
–  Хотя у него остались приятные воспоминания о той, что была в Росс-Хаусе.

– Конечно, - спокойно ответила она, хотя в ее голосе послышались нотки тревоги.

И он понял, что она нервничает так же, как и он.

И это действительно было нервно.

Как можно успокоить женщину в подобной ситуации? Как вернуть себе то утешение, которое они когда-то чувствовали? Утешение, которое он разрушил в своих неуклюжих попытках держаться подальше от девушки, которая была слишком молода?

Вероятно, залечить эти раны было невозможно, но, возможно, они могли бы начать все сначала. Начни все сначала.

– Скоро свадьба, - сказал он, и она вздрогнула, как будто его голос или слова испугали ее.

– Да. Они повернули за один угол, потом за другой.

– Тебе нравится этот ... процесс?

Она слегка шмыгнула носом. - Это действительно кажется глупым, вся эта суета вокруг свадьбы.

– Не могу не согласиться, - сказал он. Осмелится ли он предложить побег?

– Я имею в виду, что мы вовсе не влюблены друг в друга.

Его сердце на мгновение остановилось, а голова скрутилась от боли.

Она пронзила его мрачным взглядом. - Так ли это?

Он не мог сказать ей истинную причину, по которой хотел на ней жениться. Она наверняка будет смеяться над ним. Он решил уклониться от ответа. - Я надеюсь, что любовь придет к нам со временем. А ты бы на это согласилась?

– Наверное.
– Этот неуверенный тон уничтожил его.

Он прочистил горло. - Кажется, мы хорошо целуемся.

Она снова уставилась на него, на этот раз с большим интересом. Определенно, больше любопытства. - Разве люди ... плохо целуются?