Шпага Софийского дома
Шрифт:
Как там по-французски? Ан гард! К бою!
Эт ву прэ, господа хорошие?
Олег Иваныч выскочил из отброшенного в сторону люка, словно черт из преисподней! Они даже не сообразили ничего, эти два оглоеда. Не успели и дубинами махнуть, хотя если б успели - не сладко пришлось бы Олегу Иванчу, даже со шпагой... Однако он этого не стал дожидаться - резкий выпад, благо оглоеды стояли близко друг к другу, два молниеносных укола - один в сердце, другой, правда, чуть вскользь.
Альт! Конец боя. Адье, господа!
Труп - или трупы - тут оставить? Или - в Федоровский ручей, от греха подальше? В ручей - Трупы...
Какая-то отрывочная мысля беспокойно закружилась в мозгу, только вот никак не поймать ее было, не ухватить. Однако не пропадала мысль, кружила, сволочь такая, кружила, беспокоила. Трупы в Федоровском ручье. Не просто трупы - истерзанные. Пытанные с размахом, с выдумкой. И очень уж подземный ход у
Олег Иваныч осторожно вышел из-за кустов и прислушался - за ручьем благовестили к вечерне колокола церкви Федора Стратилата.
По пути завернул в храм на Пробойной - в Дмитрия Солунского церковь. Поставил свечечку во спасение, отстоял службу. Выйдя из церкви после вечерни, едва не столкнулся нос к носу с нарядными всадниками, с гиканьем несущимися вдоль по мощеной улице. Сытые кони прядали ушами и ржали, звенела сбруя. То возвращались люди боярина Ставра. Сам боярин скакал впереди на красивом белом коне. Темно-зеленый плащ его развевался за спиной, словно крылья огромной птицы. Длинные волосы, кудлатясь, выбились из-под шапки, оловянные глаза холодно зыркнули в сторону храма. Олег Иваныч поспешно отвернулся.
По пути завернул на Торг, с Олексахой-сбитенщиком встретился, про ход подземный рассказал, Ставров.
– Ставр, говоришь, кормилец? Ну-ну...
– Олексаха задумался, потом переспросил про ход - какой он, голая землица или досками обшит.
– Досками, - кивнул Олег Иваныч.
– Мокрыми, занозистыми... А зачем тебе те доски?
– Да затем, кормилец, - Олексаха усмехнулся.
– У той убитой девки, что недавно в ручье выловили, почитай, цельный бок в занозах!
– быстро выпалил он.
– Видать, тащили неаккуратно...
– И я думаю, что Ставр там при делах, - Олег Иваныч скрипнул зубами. Хотя прямых доказательств нет, отвертится. Скажет - мало ли у кого потайной ход с досками? От лихих людей-то!
– Ты поузнавай, про Ставра-то, - почесал бороду Олег Иваныч.
– Тайно поузнавай, ненавязчиво. С кем живет, куда ходит, чем дышит, вообще - что за человек. Сплетни пособирай всякие.
Олексаха кивнул. Домой пошли вместе - зазноба у Олексахи была, рядом почти с усадебкой Олеговой, на Славенском, на улице Нутной, Настена-ткачиха, чей мужик недавно в ушкуйниках на Студеное море подался.
– Настена - баба страсть какая хорошая. Статью дородна - прям боярыня, да и нраву доброго. С мужем вот только не повезло - частенько поленом ее бивал, да хорошо, его сейчас нет. Может, еще и сгинет в ушкуйниках-то Олексаха мечтательно прикрыл глаза. На ходу покачал головой белобрысой, видно, все думал про Настену. Потом, у усадьбы уже, простился. Отдал Олегу Иванычу грамоты - заполнены толково, разборчиво - в воротах обернулся, помахал рукою.
Проводив его взглядом, Олег Иваныч поднялся в терем, посидел немного на лавке, подумал о Ставре, да, так толком ничего и не надумав, отправился спать. Завалился на лавку, прямо на волчью шкуру, вытянул ноги - гудят, что столбы телеграфные. Хорошо сегодняшний день прошел, с пользой. А ведь мог бы и не столь удачно кончиться. Если б не предусмотрительность, та, что только с опытом немалым приходит. Молодец, Олег Иваныч! Достоин быть представленным к государственным наградам - орденам и медалям - ну, на худой конец - к внеочередному званию. Скажем, к полковничьему. Судя по должности, именно такое звание ей и соответствовало. Немалое звание... Да только б не помешало и больше! Да и службу в дальнейшем поменять бы неплохо. С частной Феофилактовой - на государственную. В общем-то, для начала трамплин неплохой. Из всех лиц, подвизающихся в местном министерстве иностранных дел - сиречь - Софийском доме (канцелярии архиепископа Ионы), - именно Феофилакт, по оценке Олега Иваныча, имел большие шансы стать министром... тьфу-ты, архиепископом, после Ионы. Ловок, оборотист, умен - и не фанатик. Фанатиков-то окружение не очень-то любит. Скажем, как, к примеру, Варсонофия, духовника Ионы, - все молится да постится Варсонофий, да с таким усердием, что кое-кто из людишек его давно, фигурально выражаясь, пальцем у виска крутит, на патрона посматривая искоса. Пимен, ключник. Внешность имеет уж больно колоритную, не русскую, греческую. Нос крючком, ликом черен. Неблагостный вид, ох, неблагостный. Маловероятно, что выберут его или Варсонофия, хотя, конечно, все может статься - пути Господни неисповедимы. Но больше всего шансов - у Феофилакта. И ум у него, и внешность, и опыт экономической деятельности - игумен крупного монастыря сродни коммерческому директору какой-нибудь крупной фирмы. К тому же и этот еще у Феофилакта... плюрализм! Никогда
Олег Иваныч и не заметил, как уснул, словно провалился в темную глубокую яму, вроде того подземного хода. Снилось ему, будто сидит он у себя в кабинете, в родном РОВД, разложил на столе дела, перебирает их - это прекратить, это продлить, это вообще похерить... а вот это продлить... и то... и это... И таких дел, что продлевать надо, набирается штук двадцать, и сроки по всем давно и не в первый раз уж сожраны, а в папках - пара листочков - заявление, объяснение да, в лучшем случае, протокол осмотра. И будто бы заглядывает в окошко (а второй этаж!) районный прокурор Чемоданов. Смотрит на просроченные дела, противно этак щурится и злобно грозит в форточку желтым костлявым пальцем. В этот момент срывается со стены карниз со шторами, скотчем недавно прилепленный, и прищемляет грозящую прокурорскую длань. Страшно вопит районный прокурор Чемоданов, рот открывши. А зубы у него длинные, вострые, да и не зубы то вовсе - ножики! И не прокурор это, оказывается, а злобный волкодлак-оборотень! Воет оборотень, Олеговой крови хочет, лапы к нему свои страшные тянет. Уворачивается от тех лап Олег Иваныч, китель свой майорский с вешалки сорвал, отбивается. А сосед по кабинету Колька Востриков хохочет, змей, громко, да оборотня по башке упавшим карнизом хлещет. А волкодлак не унимается, опять в прокурора обратился, голосом замогильным спрашивает: "Ты зачем дела заволокитил, господин майор Завойский, а? Ни одной очной ставочки не провел, допросил кое-как, экспертиз не назначил! Характеристик с места работы обвиняемых не взял! А в некоторых - так и вообще никаких установочных данных, окромя липовой справки о судимости, в последний момент на компьютере отпечатанной! Халтура это, господин майор, не работа вовсе! Потому - крови твоей хочу-у-у-у!!! У-у-у-у-у!!!"
Воет прокурор Чемоданов, лапами острокогтистыми машет, вот-вот схватит Олега Иваныча, с костями проглотит! Да еще служебным расследованием грозится! А глаза у оборотня-прокурора выпученные, оловянные... совсем как у боярина Ставра!
Проснулся Олег Иваныч в холодном поту, спрыгнул с лавки - квасу... Напился, рукою рот вытер, сел у окна, задумался. Кто его знает, может, и есть какая правда в словах Олексахиных про боярина Ставра? Да и Иону-владыку не кто иной, как Ставр, погубить задумал. Надо бы предупредить завтра владыку, чтоб пасся. Однако как и молвить про Ставра-то? Непростой человек боярин, Иона доказухи потребует. А какая на Ставра доказуха? Так, предположения только, домыслы, интуиция. А как говорил районный прокурор Чемоданов, "интуицию свою можете в жопу засунуть, суду конкретные факты нужны!". Правильно, в общем-то, говорил... хоть и оборотень!
Олег Иваныч передернул плечами. И приснится же такое! Вроде не пил вчера, рейнское только. Так рейнское это так, сироп. Ладно, покопаем на Ставра-боярина, глядишь - и нароем чего. Ну, это завтра.
Из распахнутого окна ощутимо повеяло холодом. Слава Богу, хоть не замогильным! Обычным ночным холодом повеяло, осенним. Все равно неприятно.
Зябко поежившись, Олег Иваныч захлопнул ставни, снова улегся на лавку и, натянув до подбородка теплую шкуру, уснул, на этот раз крепко, без сновидений.
В старой, но еще вполне добротной избе на улице Нутной, в двух кварталах от усадьбы Феофилакта, так же крепко спал агент - сбитенщик Олексаха. Похрапывал, положив руку на мягкую грудь дородной ткачихи Настены. Вверху, на полатях, посапывали малолетние Настенины детки - Ванюшка и Параня. Параня иногда вскрикивала во сне - на ночь рассказал дядя Олексаша страшную сказку про злобного оборотня-волкодлака.
А "злобному оборотню" - боярину Ставру - не спалось в эту ночь. Не смыкая глаз, ходил боярин по горнице - думал. О тайном соглядатае думал, коего чуть не поймали сегодня верные слуги. Чуть не поймали... Эх, упустили, раззявы! Нифонтию-тиуну - плюгавому мужичонке - велел всыпать горячих, чтоб вдругорядь проворнее был, ну, а недоросля, того, что жив остался, как выздоровеет, решил боярин продать татарам в навечное рабство. Ну надо ж такими тупорылыми быть! Татя-то заловить сумели, а вот удержать... Того не сообразить было, что хитер да коварен тать-то! Эх, как уехал на Москву Тимоха Рысь с поручением боярским - простого дела поручить стало некому. Один Митря Упадыш - да и тот пронырлив больно. Такому и верить-то можно с большой оглядкой, а лучше - вообще не верить, как, впрочем, Ставр и делал. Повязал кровью, теперь куда он, Митря, денется?