Шпага Софийского дома
Шрифт:
Еще в начале сентября, сразу после празднования Нового года (лета 6979 от сотворения мира), имел Олег Иваныч тайную беседу с Феофилактом. Усмехнулся игумен, узнав про интриги Пименовы, да молвил Олегу, чтоб работал, как прежде, а Пимена-ключника - и в голову б не брал. Тем более не по закону арест-то. Правда, игумен настоятельно рекомендовал на владычном дворе без особой нужды пока не светиться, да какая в том нужда у господина Олега? Вот, шпагу только забрал, да коня - спасибо стражникам, сохранили. В таком разе Олег Иваныч их в корчму позвал, недалече, на Ямскую, - угостил медком стоялым да корчмой - водкою неочищенной да с травами-зельем - кто до корчмы охотник. Друзьями теперь стали Олег Иваныч и владычные стражники, приходи, говорили, друже, - завсегда тебя примем. Ну, пока нужды
Да, еще кое-что говорил Феофилакт-игумен, голос до шепота понизив. О новгородском боярине Ставре. Богат, вишь, Ставр, да властолюбив, да знатен. Ну, что знатен - понятно, а вот насчет богатства - Феофилакт сильно сомневался. Жизнь-то боярин вел раздольную, а на какие шиши - неизвестно. Были у него мастеровые, но не очень много, были, конечно, и вотчины - но не так, чтоб уж очень богатые. В общем, не по доходам жил Ставр, дебет с кредитом не сходился. Вот и просил игумен посмотреть за боярином. Не впрямую просил - намекал только, ну, да Олег Иваныч понятливый, на пальцах объяснять не надо. Боярин Ставр, Ставр Илекович... Олег и сам хотел бы про него узнать побольше, особенно - после встречи. Осторожно следовало действовать, тихой сапой, напролом не лезть - не спугнуть боярина, не обидеть - чувствовал Олег Иваныч свой долг перед ним за освобождение свое из владычного поруба. Потому и любопытство умеривал. Решил про себя - желание Феофилакта исполнить - за Ставром последить - но не ревностно, а так, между делом, отчетности ради. Послать агента посмышленей, того же Олексаху-сбитенщика, пусть людишек боярских поищет да средь оных потопчется. Глядишь, что и вызнает. А самому заниматься Ставром Олег Иваныч считал не очень этичным. По указанным выше причинам. Человек к нему, можно сказать, со всей душой - из поруба вытащил, угостил на славу - правда, в своих непонятных пока целях - но тем не менее. Подобное поведение вполне заслуживало доброго отношения, а Олег Иваныч не из тех людей был, что сделанного добра не помнят.
Вот и, входя во владычную палату, столкнулся в сенях со Ставром - тот пришел на ливонское сукно Ионе-архиепископу жаловаться - купил, дескать, несколько кип - все короткие оказались. Ставр улыбнулся ласково - обаятелен был, надо признать, красив да статен - тряхнул светлыми кудрями, дорогу уступил вежливо - проходи, мол, друже Олег Иваныч, да не чинись, в гости заглядывай.
В гости... Бог даст, заглянем и в гости. Да пока некогда, да и, честно говоря, не лежит душа к боярину, хоть и знатен он, и богат, да обаятелен опять же. Но вот не лежит - и все тут. В гости... Опять будет к сотрудничеству склонять, корчму подливать в чашу, да и сам пить не отставая, оловянными глазами посматривая. Ну его в баню. Неловко как-то на Ставровой усадьбе, нехорошо, не приветисто...
Опосля, на конька каурого садясь, краем глаза увидал Олег Иваныч, как прошмыгнул боярин из кельи Гришаниной. Ну, что к Гришане заходил боярин понятно - тоже книжник известный, но почему ж столь проныристо? По крыльцу слетел, вскакнул на коня, пришпорил - только его и видели. Нехороша быстрота эта, не от Господа - от Лукавого - то Олег Иваныч давно запомнил, от отца Алексея, стригольника. Ну и что, что стригольник он, - зато человек хороший и мысли излагает дельные. Говорят, на Москве Иван Васильевич, князь, привечает стригольников, разумные беседы с ними ведет да во всем советуется. Ну, в последнем Олег сомневался. Насколько он знал московского князя Ивана (не лично - по рассказам, конечно), тот вряд ли слушался чьих-то советов, ну а насчет бесед со стригольниками - очень может быть. Иван Васильевич вполне мог на церковные богатства да земли зариться. Тут ему стригольничьи речи - в самую масть приходятся...
Уехал боярин Ставр со двора владычного, ускакал с людишками своими, яко тать ночной, или, говоря общепринятым языком, - смылся довольно быстро. Ну, да пес с ним...
Олег Иваныч поднялся к отроку. Тот обрадовался, конечно, квасу предложил хмельного - и откуда у него этот квас, верно, хитростью из владычного погреба черпает, - однако тих был и задумчив как-то. Книжицами новыми не хвастал, глумы да кощуны не читывал, так, болтал ни о чем, на вопросы Олега невпопад отвечая. В общем, смурной
Простившись с Гришаней, Олег Иваныч поехал на Торг. Не то чтоб очень надобно ему что-нибудь купить было - все равно другой-то дороги на Славну да Ильинскую нет, окромя как через торжище тащиться. Дедко Евфимий с оглоедами у Феофилакта на охоту отпросились, звали и Олега, да тот отказался, не до охоты сейчас, больно дел много. Потому и пустовал шалашик тайный на берегу Волхова, не было лодочников. Да и похолодало опять же. Днем-то ничего, жарко даже бывало, а вот ночью - хлад да туман.
А сентябрь выдался нынче чудный. Не дождливый вовсе, с чистым ярко-синим небом, красно-золотыми деревьями, прозрачными, дрожащими паутинками, летящими по ветру навстречу солнцу. С птичьими стаями, тянувшимися к югу. С кисло-сладким запахом созревших яблок, грудами лежащих на прилавках. А белые новгородские церкви? Олег Иваныч даже остановился посередине моста - не выдержал, залюбовался... Ну до чего ж красив Господин Великий Новгород! Красив, богат, могуществен! Белые стены башен, отражающиеся в синих, в цвет неба, водах могучего Волхова. Яблоневые сады в усадьбах. Строгая красота храмов. Торг... Чего там только сейчас, по осени, не было! Целые ряды рыбы, соленой, копченой, вяленой, свежая - рядом, на пристанях-вымолах, сколько угодно, напротив - горы лесных орехов, грибов, ягод - брусники да клюквы, чуть дальше - дичь битая, за лето жирок нагулявшая, - рябчики, тетерева, утки; и все дешево - воз увезешь за медное пуло... Ну, не воз, так полвоза - точно! Полон народу Торг. Продавцы, покупатели, посредники, сбытчики, весники, менялы, просто ротозеи-зеваки, да еще не забыть квасников-пирожников-сбитенщиков...
– А вот кому пироги, пироги с грибами?
– А на яблоки налетай, всего полпула!
– Рябчик-глухарчик - сваришь - пальчики оближешь!
– Сбитень, сбитень, кому сбитня?
– Квас, квасок, подставляй роток!
– А ну-ка налей, паря! Вот те... Ой! Калиту с пояса срезали курвы-ы-ы-ы!!! Сволочуги проклятые, курвины дети!
А не зевай - так тебе и надо, пришел на Торг, так не стой, рот раззявив!
– А ну-ка, кто смелый да хитрован весь? Угадайка, под какой чаркой горошина?
О! Совсем знакомое игрище!
Олег Иваныч коня у стражи торговой привязал, ближе подошел, любопытствуя.
– Сивая борода ставит полденьги! Еще кто сыщется? Ага, дед... Сколько-сколько? Полпула? Пошел ты со своим пулом. Грош рейнский - это другое дело. Кручу-верчу - обмануть не хочу!
От наблюдения за местным вариантом лохотрона
Олега Иваныча отвлекло чье-то легкое дерганье за рукав. Оглянулся Олексаха-сбитенщик, агент тайный.
– Ну-тко, паря, налей сбитню... Ух, хорош. Пошли к возам, отольешь в корчажку.
У возов, за Параскевой Пятницей, красавицей-церковью, златокрестной, белостенной, чуднокупольной, разговор пошел другой. Сперва доложил агент Олексаха о стригольниках - что, говорят, на Москву подались, к Ивану, князю Великому, - затем поведал о немчинах - ганзейцах или ливонцах, что по Торгу ходили пронырливо, да не столь медом-воском-мехом интересовались, сколь выпытывали про псковичей - не хотят ли, мол, новгородцы войной на них идти.
– Ты-то сам что мыслишь, господине?
– не удержался, спросил Олексаха. Неужто и вправду воевать будем псковичей?
– Спаси Господи!
– Олег Иваныч вполне искренне - он совсем не собирался ни с кем воевать - перекрестился на золотые кресты храма.
– Не должно быть с псковичами брани, не должно! Ну ка, плесни сбитню... Эх, хорош...
– На малине-ягоде настаиваю, - похвастал агент.
– Завсегда в прибытке... Да, еще тут одна безделица, может, ты и слыхал уже - на Федоровском ручье мертвую женку выловили, тому назад - седмицу. Истерзана словно зверем лютым!
Олексаха поежился и выказал предположение о появлении в Новгороде Великом адского исчадия - злобного оборотня-недолюдка.