Шпага Софийского дома

Посняков Андрей

Забегала дворовая челядь по двору боярскому, забегала, засуетилась. Яства понесли из летней кухни прямо в кабинет Ставров. Большой кувшин с мальвазеей водрузили на стол, черненый кувшин, серебряный. Рядом два кувшина поменьше - с рейнским. Ну, и медок стоялый, квас бражливый - куда ж без них-то?

Не раз и не два расспрашивал еще Ставр, пока бражничали, все выведать старался, да не на таковского напал - Олег Иваныч-то закален был в родном РОВД в борьбе с зеленым змием, что ему эта мальвазея, на один глоток только. Уж и сам Ставр не рассчитал - упился, захрапел, к стенке откинувшись. Олег к тому времени уже, на лавке растянувшись, похрапывал. Пьян якобы...

Однако, как только смежились боярские очи, гость встрепенулся, подозрительно оглядел горницу и, специально пошатываясь, вышел на крыльцо. Постоял немного, подышал воздухом и, пройдясь по двору, подошел к воротам. Никто никаких препятствий в этом Олегу Иванычу не чинил, наоборот - выскочивший невесть откуда стражник, почтительно поклонившись, в миг распахнул ворота и даже осведомился, не нуждается ли дорогой гость в провожатых. Олег Иваныч не нуждался, в чем тут же заверил стражника и, выйдя за ворота, быстрым шагом направился по Пробойной в сторону Торга.

В воздухе плавился вечер - тихий, спокойный, благостный. У церкви Дмитрия Солунского, на паперти, сидели нищие - такие же благостные, тихие, богобоязненные. Кланялись низехонько, благодаря за подаяние, убирали мелочь в торбы и мелко крестились. Рядом, на пустыре, мальчишки играли в бейсбол маленьким тряпичным мячиком. С криком да посвистом ловко лупили по нему деревянными битами. Нет, кажется, здесь эта игра называется лаптой.

Олег Иваныч подошел ближе, уселся на скамейку под липами, вместе с прочими зрителями. Смотрел на игру, думал. Возвращаться на усадьбу? А вдруг там засада? Он, Олег Иваныч, в подобном случае точно бы отправил туда парочку оперов. Хотя - нет. Ставр же говорил о том, что Пимен-ключник в отъезде, а кроме него Олегом заниматься просто некому, никому он больше в порубе не нужен. Да и на Феофилактово подворье людишек послать - не всякий решится. Поэтому на усадьбу можно возвращаться спокойно. Нет там никакой засады и быть не может!

Поднявшись на ноги, Олег Иваныч направился дальше. По пути свернул на Ивановскую, к Торгу - выпил в долг сбитня у знакомого продавца - недавно завербованного агента Олексахи. Тот глазами замигал, Олега увидев, - имею, мол, сообщение. Олег Иваныч понял, кивнул, шепнул - у Никольского. Там и встретились, под старой вербою.

Сведения, переданные агентом, особенно неожиданными, в общем, не были. Олексаха поведал, что не так давно взятые по его наводке московиты - двое мужиков с именами Иван да Силантий - снова объявились на Ивановском вымоле, где ругательски ругали новгородские власти, смущая собравшийся народ срамными словами, и хвалились могуществом своего господина - московитского князя Ивана. Два дня назад отплыли на всех стругах вниз по Волхову, видно, к Москве. Ну, это и так понятно было.

Так же агент сообщил о подозрительных монахах - стригольниках, во главе со священником по имени Алексей. Монахи те, дескать, супротив монастырей выступают да против мздоимства церковного...

Последнее сообщение Олексахи касалось лично Олега. Третьего дня им очень интересовались некоторые людишки - холопы некоего боярина Ставра. Расспрашивали да выпытывали - что за новый человек служилый появился у Феофилакта-игумена? Зря выпытывали - никто на торгу Олега Иваныча не знал, может, где в другом месте что вызнали.

– Откуда известно, что именно Ставровы люди?

– Проследил, господине. Прикинулся своим в доску - вместе к Явдохе ходили, в корчму на Загородскую.

– Далеко ж вас черти носили!

– Так у тех шильников там свой интерес имеется - Явдоха

им в долг наливает. Вообще, Явдоха этот - тот еще шпынь.

– Вот и займись им.
– Олег Иваныч похлопал Олексаху по плечу.
– Походи в корчму, винища попей, думаю, учить тебя не надо. Обо всем докладывай исправно. Деньги получишь позже. Не обману, не думай.

Простившись с агентом, Олег Иваныч еще немного постоял у вербы, посмотрел на клонившееся к закату солнце - изжелта-красное, чем-то похожее на большое перезрелое яблоко, - напился из ближнего колодца водицы, немного подумал, пожал плечами и решительным шагом направился на Ильинскую, к усадьбе. Видок у него был весьма специфический - некоторые особо нервные прохожие шарахались. Рубаха у ворота разорвана, кафтан не подпоясан, расхристан, борода всклокочена, на голове будто галки гнездо вили. Вдобавок винищем разит на полверсты. В усадьбе на углу Ильинской и Славны возвращению Олега Иваныча обрадовались. А чего бы не радоваться-то, человек он был хоть и при должности важной - простой, некичливый, вежливый. Зря к дворне не цеплялся, никого не наказывал, да по чести - и не за что было.

Налево скособоченный татарскою саблей сторож Пафнутий, получив указание, отправился топить баню. Нелюдимый Акинфий, заросший бородою до глаз, был послан в шалашик, к дедке Евфимию - звать париться да наказать оглоедам смотаться по-быстрому на владычный двор, пока ворота не заперты, спросить там Гришаню-отрока, привезти, ежели на месте тот. Вечером собрались все. Сам Олег Иваныч, дедко Евфимий, Гришаня... Парились. Дед Евфимий уж так усердно махал веником, что Гришаня, не выдержав, стрелой вылетел на двор, прыгнув в большую бочку с дождевой водицей, специально для этой цели стоявшей у самой ограды, под яблонями.

Олег Иваныч покрякал-покрякал под дедовыми вениками - тоже выскочил. На скамейку у бани уселся, в рушник закутался. Тут и Пафнутий с кваском. Гришаня из бочки выскочил, тоже пить захотелось.

– Эх вы, парильщики, - выглянул из бани дед, красный, распаренный, довольный - дальше некуда.
– Давай-ко еще по заходу!

Олег отмахнулся, хватит, мол, покуда, а там посмотрим.

– Был в обители дальней, - вытерев губы рукой, важно изрек Гришаня. Вот, к полудню только вернулся. Ну, и книжицы там, Олег Иваныч! Знатные книжицы...
– Отрок мечтательно прикрыл глаза.
– Четьи-минеи, само собой, да сказки: о разных странах, о людях тамошних, о мудрецах-рахманах, что в стране Индейской живут...

– Нет там ни злата, ни серебра, ни татьбы, ни боя, - вспомнив отца Алексея, с ходу процитировал Олег Иваныч, с удовольствием наблюдая, как удивленно округлились синие Гришанины зенки. Прямо на лоб полезли.

– Откуда, Олег Иваныч, сие знаешь-то?

– От верблюда. Газеты надо читать, а не глумы с кощунами перебелять усердно!

– Чего? Чего надо читать, господине?
– недопонял Гришаня и, не дождавшись ответа, похвастал: - А о звере-вельблюдии я слыхал от гостей бухарских...

– Как там Пимен-ключник?
– поставив кувшин с квасом, вскользь поинтересовался Олег Иваныч.
– Поди, вернулся уже?

Отрок покачал головой:

– Нет, не вернулся. Дня через три будет, Иона сказывал. Да, Олег Иваныч, что я сказать-то хотел!
– Гришаня с размаху хлопнул себя по коленкам.
– Как возвратились сегодня, зашли по пути в церковь, на Прусской, Святого Михаилы...
– отрок вдруг улыбнулся, продолжил: - Там боярыня одна молилась, красивая, словно лебедь.

– Софья!
– помимо воли вырвалось у Олега.