Шпаргалка для грабителей
Шрифт:
Я так разозлился, что решил ему отомстить. И взял свой учебник по физике – у меня с ней небольшие проблемы.
Мы спустились в холл и опять уселись на диванчике, как два воробья. Невдалеке от будочки Кистинтина. Так невдалеке, что нам не только было его видно, но и слышно, как он говорит по телефону.
Я раскрыл учебник на самом скучном месте и стал читать Алешке про рефракцию оптических волн. Но Алешка не обиделся. Он даже сказал:
– Как интересно! А дальше что?
А дальше было еще интереснее.
– Геныч! Выручай. Посиди часок за меня. Край как надо оторваться. Пиво за мной. К четырем поспеешь? Ну и лады. Я быстренько туда-сюда. Не заскучаешь.
– Сиди здесь, Дим! – Алешка сорвался с места. – Я сейчас. – И выскочил за дверь.
Вернулся он довольно скоро, весь из себя довольный. Даже немного сияющий. Вот только под футболкой живот его немного оттопыривался. Будто он что-то там прятал. Небольшое, но нужное.
Алешка плюхнулся на диванчик рядом со мной.
– Читай дальше. Про эту... как ее... про рефракцию морских волн. Мне здорово нравится.
Я читал и все поглядывал на часы, которые висели над стойкой администратора. Стрелки приближались к четырем часам.
С точностью короля рыжий парень Геныч хлопнул входной дверью. Сел на место Кистинтина. Тот подхватил под мышку толстое «Воздухоплаванiе» и выбежал на улицу.
– Ща интересно будет, – сказал Алешка. – Интересней, чем твоя рефракция. Спорим?
Я спорить не стал – а то я его не знаю. Я стал терпеливо ждать. И когда в холл влетел обратно Кистинтин, мне даже его жалко немного стало. Такой он был бледный и так у него бегали глаза (туда-сюда), будто он ждал нападения клыкастого вампира в лунную ночь.
– Хватит учиться, – сказал Алешка. – Пошли купаться.
Глава VI
Дело в шляпе
– Рассказывай, – потребовал я, когда мы вышли из музея.
– Щас. Пить очень хочется.
Я купил в ларьке бутылку минералки. Алешка свернул пробку, глотнул. Поморщился, икнул.
– Соку хочется.
Я послушно взял пакет сока.
Алешка попил, предложил мне:
– Будешь? Как хочешь. А мне...
– Чего тебе еще хочется? – зашипел я. – Пива с чипсами?
– Чипсы без пива. – Алешка смотрел на меня ясными глазами со смешинками в их глубине. – Ладно уж, расскажу. Но на реке. А то тут очень жарко. Только купи мне...
Я молча сунул ему фигу под нос. Алешка засмеялся, и мы пошли на речку.
На той стороне реки берег весь зарос густой травой и кустарником, а на нашей стороне берег был песчаный. Мы покачались на мосту, искупались и разлеглись на горячем песочке. Он был очень приятный – чисто-белый, мелкий, и в нем попадались маленькие ракушки. Алешка пересыпал песок из ладони в ладонь и отбирал ракушки посимпатичнее.
– Маме привезу, – сказал
– Ага, всякой ерунде, – лениво возразил я, – она очень радуется.
– Почему это ерунда? Это для нас с тобой ерунда, а для мамы подарок.
– Лех, мама этим ракушкам обрадуется и незаметно их в мусоропровод отправит.
– Щаз! Она их сложит в коробочку и куда-нибудь спрячет. А лет через десять при уборке найдет их и растрогается про наше с тобой счастливое детство. – Тут он замолчал. А я быстренько задремал. Но ненадолго. – Дим! Вот это фишка! – И мне под нос сунулось что-то ржавое и железное. – Старинная раскопка, Дим! Какого-то века.
На его грязной ладошке лежал здоровенный ржавый гвоздь. Только очень странный. Сам по себе в сечении квадратный, с острым кончиком и с квадратной шляпкой. Я взял его, повертел в руке и размахнулся забросить его в воду.
– Ты что! – завопил Алешка. – Мы его археологам подбросим. Они знаешь как обрадуются? Как дети. А детей, Дим, надо радовать. Они без радости чахнут и медленно растут. Дети, Дим...
Дальше я старался не слушать. «Пошел черт по бочкам», – говорит в таком случае папа.
– ...А мы с тобой, Дим, тоже дети... Поэтому давай порадуемся яблочному соку.
Мы по очереди приложились к пакету, а потом я сказал:
– Хватит трепаться. Рассказывай, что ты в музее натворил.
– Я, Дим, ничего там не натворил. Кроме героического подвига. Я там важнейший экспонатор спас. От рук воров и жуликов.
Алешка сидел на песке, худенький, в одних плавках, еще не загорелый, весь состоящий из ребер и других мелких косточек. Пацан, совершивший героический подвиг.
– Я, Дим, сначала растерялся... – Так я и поверил. – А потом сообразил. Я ведь почему раньше него в музей побежал? Я думал, он там что-то спер. А где он это спрятал? Я же не буду, Дим, за ним по музею шляться и за ним подглядывать. – Это еще вопрос, с Лешки станется. – И я, Дим, придумал: нужно его обогнать и эту вещь раньше спереть. Класс? Чтобы он облизнулся перед разбитым корытом. – Очень образно. И по существу. – Но я ведь не знал, где он эту вещь спрятал. И тут я вспомнил: он все время говорил этому писклявому дядьке в машине, что дело в шляпе. Понял, Дим? Он, значит, эту вещь в шляпу спрятал!
Ну а дальше все просто. В музее имелась только одна шляпа. Рядом с витриной был такой уголок – Оля называла его уголком Евгения Онегина. На самом деле у него было официальное название: «Уголок светского молодого человека начала XIX века». Там стоял столик на гнутых ножках из разноцветных кусочков дерева. На столике – колода карт, трость с набалдашником в виде головы льва, пузатые карманные часы, бюстик не то поэта, не то древнего полководца и перевернутый черный цилиндр, из которого высовывались тонкие желтые перчатки.