Шпаргалка для грабителей
Шрифт:
– А Димка не очень похож, – с сожалением сказал Алешка. – Шибко молодой. Не мужик, а парень.
– Сейчас мы его состарим, – пообещала Оля и выдвинула какой-то ящик, погрузилась в него до пояса. – Тут у нас хранятся кое-какие вещички из крепостного театра. Вот. – И она достала бороду с усами и черноволосый парик.
Оля аккуратно подвесила бороду на мое лицо, уложила парик на макушку и надела поверх него тонкий ремешок. Протянула мне маленькое зеркальце... И я увидел в нем себя самого в ранней старости.
Тут на
– Ну что, – сказала она, отсмеявшись, – пошли на сцену, ваш выход.
Мы поднялись в зал, Оля у нас за спиной щелкнула выключателем и закрыла дверь в подвал. Но я не скажу, что стало очень темно. Луна светила ярко, в полную силу, во все окна, и на полу лежали лунные квадраты и прямоугольники. И все вокруг казалось в этом свете таинственным и угрожающим. Будто все эти экспонаты ожили и были очень недовольны тем, что мы нарушили их покой. «Мало того, что они днем шляются, – шептались по углам тени, – так еще и ночью приперлись».
Мы подошли к «избе». Лунный свет так ясно и в то же время как-то призрачно освещал сидящие за столом манекены, что они казались живыми.
Оля откинула ограждающую цепочку, вошла «в избу». Там она возле печки отдернула занавеску и сказала:
– Давайте их сюда, пусть отдохнут.
Я взял в охапку «мужичка» – он оказался на удивление легким – и отнес его за печку. Потом перенес туда же и его «сынишку».
– Занимайте свои места, – скомандовала Оля. – А я посмотрю со стороны. Из зрительного зала.
Алешка сел на лавку, пригорюнился, взял палочку с пером. Вся его поза говорила: ну вот, опять уроки.
Я сел напротив, левую руку положил на хомут, в правой зажал шило.
– Так... – Оля заговорила, как режиссер. – Алешка, голову чуть нагни. Хорошо. Левую руку положи на книгу. Молодец. Дима, поза у тебя неестественная, напряженная. Расслабься. И что ты шило держишь, как воин копье? – И вдруг: – Тихо! Скребется! Замерли!
И Оля исчезла в соседнем зале. А мы прислушались... Точно – кто-то скребет ключом в замке наружной двери.
Тут, скажу откровенно, мне стало немного не по себе. Раньше казалось, что все это просто и весело. А сейчас мне казалось, что все это не только не просто, но и очень не весело. Как бы грустно не стало. Но отступать уже поздно. Да и некуда. Даже за печку не спрячешься – там уже места заняты.
Послышался тихий скрип двери, потянуло свежим холодком. Я видел, как блестят Алешкины глаза. Просто светятся. Но не страхом, а весельем. И мне стало спокойнее.
– Лех, – тихо-тихо спросил я, – а что говорить-то?
– А что хочешь, – тихо-тихо ответил Алешка. – Они все равно испугаются.
Тихие шаги, тихие голоса, свет фонарика. В лунных лучах появились две черные фигуры. Одна – Кистинтина, другая – маленькая, вроде пацана. С тоненьким голосом.
– Ну и где тут
– Здесь, здесь. Сейчас найду. Этот клоп что-то про печку говорил.
– Ну так полезай.
Они стояли прямо напротив нас. Два черных силуэта. Сердце мое стучало изо всех сил. Где-то в районе пяток. Кистинтин взялся за цепочку. Я кашлянул и сказал густым голосом:
– Ванюшка, чего они тут шляются, покою от них нет. Давай их заморозим?
– Давай, бать. Пусть вместо нас полгодика посидят.
Сначала была мертвая тишина. Довольно долго. Потом раздался визг. Потом – топот ног. Потом хлопнула дверь. Вскоре где-то невдалеке зашумела и затихла машина. Затих и панический топот Кистинтиновых ног.
А затем засмеялась в соседнем зале Оля. И захохотали мы с Алешкой. Но громче всех смеялся невесть откуда взявшийся майор Шишкин...
Мы с Алешкой переоделись в запаснике, поднялись в Олину конторку. Майор Шишкин уже старательно пил чай, с прошлогодним липовым медом.
– Конечно, – сказал он, – я этого Кистинтина с удовольствием задержал бы за незаконное вторжение, за попытку кражи, но...
– Вы его пожалели? – спросил Алешка, пристраиваясь поближе к банке с медом.
– Еще чего! – Шишкин вздохнул. – Товарищ полковник не велел. Он на этого Мишкина какие-то виды имеет.
Кстати, о товарище полковнике... Я вскочил:
– А ведь мы его заперли!
Майор по-мальчишески присвистнул и так же легкомысленно сказал:
– Фиг бы вы его заперли, если бы он не захотел.
Алешка сильно обиделся.
– Ладно, пусть тогда сам выбирается. Раз уж он такой умный.
– Леша, – наставительно проговорил майор Шишкин, – нехорошо так говорить о заслуженном полковнике милиции.
На это Алешка логично возразил (Оля при этом хихикнула):
– Это он вам заслуженный полковник, а нам он всего-то – папенька.
Словом, все стало ясно в этом эпизоде. Майор Шишкин уже давно знал (от Оли), что Мишкин зачем-то подбирается к музею. И майор Шишкин держал его под наблюдением. Наша идея – отвадить Кистинтина от музея – ему была очень кстати. Но на всякий случай он нас подстраховал. И очень гордился, что он такой умный. Но Алешка быстро поставил его на место. Он не любил, когда его в чем-то обгоняют.
– Вы, товарищ майор… – сказал Алешка нежным голосом, – вы такой талантливый. Вы такие картинки рисуете, что прямо хоть в музей...
– И что? – осторожно спросил майор, даже притормозив ложку с медом около рта. Он уже немного знал Алешку.
– Вам надо оставить оперативную работу и посвятить свою молодую жизнь творчеству.
– Это еще почему?
– Ну... – как-то туманно стал объяснять Алешка. – У вас картинки лучше получаются. «Шишки на отдыхе».
– Он нахал? – спросил Олю обескураженный майор. Она, не ответив, потупила глаза.