Шпионские игры

Март Артём

— Готов.

Свет, тьма, хлопок выстрела. А за ним раздался звон лопнувшей бутылки.

— Ну что, товарищ лейтенант? Посчитали? — крикнул Пуганькову Наливкин. — Кто там победил?

— Сейчас, одну минутку, товарищ капитан.

Пуганьков торопливо пересчитывал очки под светом фонаря, что держал ему Черепанов.

— Еще чуть-чуть. Еще полминутки.

— Что-то ты долго.

Спустя пять минут о ссоре лейтенантов, казалось, все забыли. Вернее, почти все. Танкисты как-то

отстранились от остальной компании и засели у все еще тлеющего мангала. Задоркин и вовсе ушел. Вернулся на заставу, не желая оставаться в компании «каскадовцев».

— А это ты лихо придумал, — сказал мне Ефим, когда оба брата Масловых подошли ко мне. — Лихо ты ситуацию вырулил, Саша. Я б до такого не додумался.

— Ну. А то я уже грешным делом подумал, — сказал второй Маслов, — что рожу придется бить. За брата-то.

— Лишних скандалов нам не надо, — улыбнулся я, сидя на остывшем после жаркого дня блоке и поглаживая Булата, лежавшего у моих ног. — Все же, мы тут не абы что делаем, а вас провожаем.

Холоднокровный обычно Ефим вдруг улыбнулся. А потом протянул мне руку. Я хмыкнул, встал. Пожал ее. Пожал и вторую, что подставил мне Андрей.

— Товарищ лейтенант, ну ты что там, черточки считаешь, или уравнения… с многочленами?! — снова крикнул Пуганькову Наливкин.

— Да… Да я уже все!

— Пойдемте послушаем, кто нынче победил, — сказал я с улыбкой.

И мы с Масловыми пошли к болтавшим у бывшей стрелковой позиции Наливкину с Тараном.

— Ах вот как! — крикнул тем временем Наливкин. — Так чего ж ты молчишь-то?

— Так… Так я не молчу, товарищ капитан, — встряхнув измятый листик, смутился Пуганьков.

— Ну так говори тогда! — весело крикнул ему капитан «Каскада». — Кто у нас сегодня победитель?

Глава 23

Итак, после недолгого совещания — начал Наливкин, держа в руках мятый-перемятый листочек — а также скрупулезного подсчета баллов, самопровозглашенное жюри в лице, собственно говоря, меня, старшего лейтенанта Тарана, а также капитана Жукова, постановило…

На Границе было почти тихо. В кромешной темноте поблескивали редкие лампы на Шамабаде. Где-то в эту самую минуту дозоры уходили в тишину, чтобы приступить к исполнению приказа на охрану Государственной Границы.

В полутьме тянул свою трель сверчок. Пахло дымом, остывающей после жаркого дневного солнца пылью и порохом. Как-то незаметно к этой плеяде запахов присоединился едва ощутимый аромат остывшего шашлыка.

Пограничники, каскадовцы, танкисты — все расселись вокруг мангала. Устроились кто где и внимательно слушали вставших перед нами офицеров.

— Я вон там, внизу, написал счет победителей, — подсказал Наливкину Пуганьков.

Капитан «Каскада» под фонарем уставился на листик с записями Пуганькова. Нахмурился и вздохнул.

Таран, смотревший в лист, поднял выжидающий взгляд

на Наливкина. Жуков, тоже явно успевший прочитать, кто же победил, не выражал никаких эмоций. Его холодное, светлое даже в темноте лицо совершенно ничего не выражало.

Наливкин с начальником заставы переглянулись. Потом капитан «Каскада» вдруг заговорил:

— В общем, с равным счетом победила дружба, — сказал он и принялся рвать многострадальный листок. — Паек будет разделен между всеми по справедливости.

С этими словами Наливкин скомкал и сунул в карман кителя обрывки листка.

— Товарищ капитан! — тут же крикнул Звада. — А разрешите мне «Боржоми»?!

Наливкин хмыкнул. Встретился взглядом сначала с Тараном, потом с Жуковым и, по всей видимости, не нашел в их глазах намека на какие-либо возражения. Тогда Наливкин сказал:

— Можно, Звада. Можно.

Вокруг стояла темень. Безлунная, черная и совершенно слепая ночь пала сегодня на Границу. Она окутала заставу, стоящую под светомаскировкой — без единого огонька.

Ворота Шамабада были распахнуты. Большой «Урал-375Д» с кузовом, обтянутым тентом, выключив фары, стоял во дворе и мерно урчал двигателем.

Я вышел из здания заставы. Десять минут назад дежурный по заставе поднял наряд, чтобы мы готовились к выходу. Я уже привел себя в порядок. Пока остальные парни умывались и все мы собирались завтракать, меня привлекло тихое урчание двигателя во дворе.

Сегодня ночью «Каскад» покидал заставу.

У большой машины стояла группа людей. Большая часть из них, несомненно, были каскадовцами. Остальных же я не мог разглядеть в кромешной темноте.

Вдруг один из них поднял руку и крикнул:

— Сашка!

По голосу я узнал, что это был Наливкин. Люди обернулись и взглянули на меня. Я сошел со ступеней заставы и неторопливо отправился к ним.

— А ты чего так рано подорвался? — спросил Наливкин весело.

Но только в голосе его я уловил грустные нотки. Глаза Наливкина блеснули мне в темноте. Несмотря на то что командир, по своему обыкновению, улыбался, улыбался он одними только губами. Взгляд его погрустнел.

«Пусть и пробыли мы здесь совсем недолго, — говорил мне этот взгляд, — но никогда не забудем вашего гостеприимства. А еще вашей отчаянной храбрости».

Когда я подошел, оказалось, что провожали отряд Наливкина Таран с Пуганьковым, а также старшина Черепанов.

Каскадовцы молчали. Тихо курили в кулак, пряча от ночного ветра красные угольки своих папирос.

— Служба у меня, — ответил я, подходя и становясь рядом с остальными.

— А, ну да, — кивнул Наливкин. — В дозор?

— Так точно, — улыбнулся я.

— Ну вот и у нас, — Наливкин обернулся, глянул на «Урал», — у нас тоже служба. Хорошо у вас тут, на заставе, было. Да надо в путь. Труба зовет.