Шпионские игры

Март Артём

Между офицерами и бойцами повисла тишина. Кто-то молча курил. Ефим Маслов поправил ремень, который оттягивала кобура с пистолетом.

— Малинин, ну ты чего молчишь? Покажи ты уже товарищам свое детище! — вдруг сказал Наливкин, как бы пытаясь прогнать неловкую тишину.

Малинин прочистил горло. Помялся на месте, когда почувствовал на себе заинтересованные взгляды офицеров с Шамабада. Я тоже посмотрел на него. Приподнял бровь.

Пусть в этот раз мы с ним и не сблизились, не стали друзьями, как раньше, однако и ранения своего он не

получил. Видимо, когда в ход истории вмешался я, события пошли каким-то иным, совершенно другим путем. Есть ли теперь шанс, что Малинин выживет в будущем? Что не подведет его рана, которую он получил тогда, в моей прошлой жизни здесь, на афганской границе. Да — есть. По крайней мере, нет больше над Малининым опасности неминуемой смерти. А это главное.

— Ну… Короче, я это…

Когда он взялся за лямку вещмешка, который все это время стоял у его ног, все заинтересовались еще больше.

Только когда радист подошел к нам, поставил вещмешок перед Тараном и стянул его к земле, я заметил, что внутри было не что иное, как цинк от патронов 7,62 на 54 миллиметра.

— И что же это? — хмыкнул Таран.

— Радиостанция, — буркнул Малинин скромно. — Я собрал.

— Кустарная, что ли? — хмыкнул Черепанов.

— Так точно. Корпус — цинк, — начал объяснять Малинин. — Плату вырезал из текстолита от ПЗ-173. Лампа ГУ-50 от армейского передатчика Р-130. Конденсаторы я взял…

— Да оставь ты свою терминологию, — с усмешкой прервал его Наливкин. — Весь подарок портишь!

— Ну… Я… — снова замялся Малинин.

— Подарок? — хмыкнул я.

— Я ее так собирал, — поспешил оправдаться Малинин, — когда время было. А тут решил — почему б вам не оставить? Вдруг пригодится?

— И мы все такой благородный шаг Малинина поддержали, — похвалился Наливкин. — А я даже удивился. Он же с этой штуковиной, как с писаной торбой, одно время возился. И тут на тебе. Говорит мне: «Хочу, мол, подарить ее шамабадцам».

— Лишняя радиостанция в хозяйстве пригодится, — улыбнулся Черепанов. — А работает?

— Да, конечно, — сказал Малинин и торопливо открыл цинк. Полез внутрь и разложил антенну — которой, видать, служила телескопическая штанга от пограничного фонаря, только укороченная.

Потом он стал копаться руками в цинке, что-то искать. От смущения Малинин торопился, бурчал себе под нос какие-то слова.

Я хмыкнул. Узнал наконец в этом Малинине того человека, с которым мы когда-то были хорошими друзьями.

Пусть даже сейчас передо мной был он еще зеленым, не то что тогда, на Саланге, но сути своей не потерял. Малинин был молчаливым и скромным, но увлеченным человеком.

А ведь познакомились мы с ним в прошлый раз при гораздо более печальных обстоятельствах.

Тогда, в прошлой жизни, мое отделение и его группа попали под серьезный обстрел. Малинина ранило осколком в плечо, а мне пришлось под огнем тащить его на себе до ближайшего укрытия. А потом еще и оказывать помощь в ремонте станции — подавать детали, потому что радист не мог

справиться одной рукой. Та станция стала единственным шансом вызвать помощь. Мы возились с ней больше десяти часов, но смогли оживить.

Вторая наша встреча произошла зимой следующего года.

Моя группа потеряла связь с командованием. Застряла в горах, в снежном буране. Кто ж знал, что именно Малинин окажется тем единственным человеком, что поймает наш сигнал перед тем, как связь оборвалась.

И более того, самовольно угнав мотонарты, прорвется к нам с запасным передатчиком и тем самым спасет всех нас.

Тогда он нарушил приказ, чтобы мы остались в живых. А я не доложил о том, что он сделал. Так и сдружились мы, храня общую тайну.

Ну что ж. То были другие времена. Времена, которые еще не настали. То были другие мы. И я уж точно больше не стану тем Пашей Селиховым, которым был в прошлой жизни. Не знаю, станет ли Малинин тем человеком, с кем я сдружился на Саланге. Знаю одно — роковой раны больше нет. А значит, есть шанс, что радист уйдет живым с перевала.

Малинин щелкнул чем-то в цинке. Ничего не произошло. Тогда он замешкался. Поднял голову и стал нервно на всех поглядывать.

— Щас-щас, — сказал он торопливо, а потом достал из кармана какой-то предмет, не больше автоматной гильзы.

Когда из предмета в нутро кустарной радиостанции вырвался узенький лучик красного света, я понял — он достал самодельный фонарик.

— Щас, секундочку, — пролепетал Малинин.

Я заметил, как красный лучик фонарика, шарящий по внутренним деталям станции, скакнул вдруг на крышку и осветил самодельную наклейку, вырезанную по трафарету: «Собрано из того, что было. Не судите строго».

— Вот.

Малинин чем-то снова щелкнул, и из недр цинка вдруг зазвучал голос Александра Александрова, исполняющего гимн Советского Союза.

— Выключи, — буркнул Наливкин. — Ты ж всю заставу перебудишь.

Малинин торопливо опять чем-то щелкнул. Звуки музыки тут же утихли. Тогда он виновато посмотрел на капитана и проговорил:

— Это не я… Это она сама…

— В общем, — обратился Наливкин к Тарану, — это вам подарок. На память от «Каскада». Пользуйтесь — нас вспоминайте.

— Спасибо, — помолчав, ответил Таран.

Наливкин с Тараном пожали руки. Каскадовцы принялись прощаться с офицерами Шамабада. Наливкин подошел ко мне.

— Ну что, не передумал? — криво ухмыльнувшись, протянул он мне руку.

— Нет, — пожал я его могучую пятерню. — Не передумал.

— Ну что ж, — вздохнул Наливкин. — Может, ты и прав. При мне чуйка тебя ни разу не подводила. На вот.

Он пошарил в кармане и протянул мне три патрона калибра 5,45. Патроны оказались с окрашенными наконечниками. В темноте цвет меток разобрать было нельзя, и они казались черными.

— Трассеры, — догадался я.

— Трассеры, — улыбнулся Наливкин. — Возьми. Как пальнешь — так сразу наш «Каскад» вспомнишь.