Шторм войны
Шрифт:
Слова застревают у нее в горле. Она прикусывает губу, сцарапывая зубами фиолетовую помаду. В резком уличном свете макияж Эванжелины больше напоминает боевую раскраску. Наверное, так и есть. Фиолетовые тени под скулами, которые должны придать чертам невероятную остроту, в сумерках кажутся болезненными. Даже блестящая пудра, придающая молочной коже гладкость, небезупречна. Эванжелина попыталась скрыть следы слез, но до конца это не удалось. Пудра лежит неровно, с ресниц осыпалась тушь. Броня смертельно опасной красоты пошла глубокими трещинами.
– Все очень просто, –
Горло у нее вздрагивает, подавляя грубый ответ. Мы редко бываем вежливы друг с другом.
– Но ты хочешь вырваться, – шепотом продолжаю я. – Не желаешь идти путем, предназначенным тебе с рождения. Что случилось? Зачем отвергать все, о чем ты мечтала?
Эванжелина перестает сдерживаться.
– Я не обязана изливать тебе душу и объяснять причину!
– У этой причины рыжие волосы, и она отзывается на имя Элейн Хейвен.
Эванжелина сжимает кулаки, и пластины брони откликаются на прилив эмоций.
– Не говори о ней, – огрызается она.
Вот она, ее слабость – рычаг, который можно использовать.
Эванжелина быстро подходит. Она на голову выше – и умело пользуется своим преимуществом. Уперев руки в бока, блестя глазами и расправив плечи, она высится на фоне уличных фонарей, полностью накрыв меня своей тенью.
Я смотрю на нее, запрокинув голову.
– Значит, ты хочешь вернуться к ней. И что, ты думаешь, я могу расстроить ваш брак с Тиберием?
– Не льсти себе, – отзывается Эванжелина, закатив глаза. – Ты чем-то привлекаешь мужчин из рода Калоров, это так. Но я не питаю иллюзий. Кэл не расторгнет помолвку. Он – не Мэйвен. На его решение отвергнуть меня ты, несомненно, повлияла.
– Как будто ты в самом деле собиралась замуж за Мэйвена, – медленно говорю я.
Я знаю больше, чем она думает. Ее семья слишком легко приняла разрыв помолвки. Идея отделить Разломы возникла задолго до того, как я подтолкнула Мэйвена в ту или иную сторону.
Эванжелина пожимает плечами.
– Я и не собиралась становиться королевой после смерти Элары. Ой, извини, после того как ты ее убила. По крайней мере, она держала поводок. Контролировала его. Сомневаюсь, что теперь кто-то на это способен, даже ты.
Я киваю. Мэйвена Калора невозможно контролировать. Хотя я, несомненно, пыталась. Я ощущаю во рту вкус желчи при воспоминании о своих попытках манипулировать юным королем, играя на его извращенном пристрастии ко мне. А потом Мэйвен отверг Дом Самоса ради мира, ради Озерных, ради принцессы – такой же опасной, как Эванжелина, но, по крайней мере, вдвое хитрее. Возможно, Айрис Сигнет – тихая и расчетливая нимфа – ему вполне под стать.
Я пытаюсь представить, как он бежит из Корвиума в Озерный край. Белое лицо над воротником черно-красного мундира, синие глаза, горящие тихой яростью. Он направляется в незнакомое королевство, к незнакомому двору, где нет защиты в виде Молчаливого камня. Где
– И Кэлом ты тоже не сможешь управлять. Во всяком случае, чтобы результат меня устроил, – продолжает Эванжелина, поворачивая нож в ране. – Он не предпочтет тебя мне, когда на чаше весов лежит корона. Прости, Бэрроу. Кэл не из тех, кто отрекается от престола.
– Я сама знаю, из каких он, – парирую я.
Мы обменялись ударами, и обе попали в цель. Если моя жизнь пойдет так и дальше – если все, что я делаю, будет бередить рану, – сомневаюсь, что она в принципе сможет затянуться.
– Он сделал выбор, – говорит Эванжелина. Чтобы уязвить меня и настоять на своем. – Когда он вернет себе Норту – а он ее вернет, – я выйду за него. Скрепить союз, обеспечить Разломам выживание. Сохранить наследие Воло Самоса.
Эванжелина смотрит мне за плечо, в полутьму. По соседней улице проходит патруль – голоса и шаги солдат звучат негромко и спокойно. Судя по форме цвета ржавчины, это Алая гвардия. По большей части бойцы одеты в перешитые армейские комбинезоны со споротыми нашивками. Вряд ли Эванжелина что-либо замечает. Глаза у нее стекленеют, она думает о чем-то своем. О чем-то, что ей не нравится, судя по стиснутым зубам.
– А если ты за него не выйдешь? – спрашиваю я, возвращая Эванжелину к реальности.
Это простой и очевидный вопрос, но она бледнеет, явно шокированная самим предположением. Глаза у нее лезут на лоб, рот удивленно приоткрывается.
Цель у нас одна, хотя мотивы разные. Я позволяю ей говорить, вытягивая именно то, что хочу услышать. Будет лучше, если Эванжелина решит, что это ее собственная идея.
– Не будет никакой свадьбы, если Кэл проиграет, – с усилием выговаривает Эванжелина, глядя сквозь меня. Это – предательство Дома, своих цветов, отца… собственной крови. Я вижу, какая рана кровоточит в ее душе. – Если Кэл не станет королем Норты, отец не пожелает дарить меня ему. Если он проиграет войну за корону – если мы проиграем, – отец будет слишком занят борьбой за собственный трон, чтобы устраивать новую сделку. Или, во всяком случае, отсылать меня слишком далеко.
«От Элейн». Ясно, что она имеет в виду.
– Значит, ты хочешь, чтобы я помешала Кэлу победить?
Усмехаясь, она делает шаг назад.
– Ты многому научилась при Серебряном дворе, Мэра Бэрроу. Ты умнее, чем кажешься. Впредь я не стану тебя недооценивать. А тебе не стоит недооценивать меня.
Броня Эванжелины движется, обретая новую форму. Пластины изгибаются и ползут вдоль тела, как жуки, повинующиеся ее матери-анимозе. Каждая чешуйка напоминает движущееся черно-серебряное пятно. Эванжелина превращает свое облачение в нечто менее шикарное и более существенное. Настоящие доспехи, предназначенные для боя и более ни для чего.