Шторм войны
Шрифт:
– У принца Бракена связаны руки. Даже если бы он знал, где его дети, он ничего бы не мог поделать, – говорю я, понизив голос. – Риск неудачи слишком велик. Но что, если за него это сделает кто-нибудь другой?
– Айрис, ты предлагаешь себя? – огрызается Мэйвен, высокомерно глядя на меня.
Какая нелепая мысль.
– Я королева и принцесса, а не собака, которая приносит палочку.
– Разумеется, моя дорогая, – с усмешкой отвечает Мэйвен, не замедляя шага. – Собаки повинуются хозяевам.
Вместо того чтобы отступить, я со вздохом проглатываю неприкрытое оскорбление.
– Полагаю,
У меня еще остался последний козырь.
– В конце концов, по части заложников у вас есть опыт.
Рядом со мной вспыхивает жар – так близко, что мое тело покрывается потом. Напомнить Мэйвену о Мэре – и о том, как он ее потерял, – верный способ пробудить его гнев.
– Если детей удастся найти, – рычит он, – тогда, возможно, мы что-нибудь придумаем.
Вот и все, чего я добиваюсь. Впрочем, хоть что-то.
Полированное золото и бирюза сменяются блестящим мрамором – заканчивается аристократический квартал, и начинается территория королевского дворца. Возносящиеся ввысь арки теперь снабжены воротами и охраной; там стоят Озерные солдаты в форме благородного синего цвета. Дозорные ходят по стенам, глядя сверху на свою королеву. Мама слегка ускоряет шаг. Ей хочется оказаться во дворце, подальше от любопытных глаз. Наедине с нами. Тиора следует за ней – она хочет отойти подальше от Мэйвена. Он тревожит ее, как и большинство людей. Что-то есть такое в напряженном взгляде его ярких глаз, что кажется странным у такого молодого человека. Искусственным. Насажденным.
При такой матери, как Элара, все может быть.
Будь она жива, ей не позволили бы въехать в Детраон и уж тем более не подпустили бы к королевской семье. В Озерном крае такой тип Серебряных – шепоты, контролирующие сознание, – не пользуется доверием. Впрочем, их больше и нет. Род Сервона был давно истреблен, и не без причины. Что касается Норты, у меня такое ощущение, что Дом Мерандуса вскоре постигнет та же участь. Мне доводилось общаться с шепотом во Дворце Белого огня; но кузен Мэйвена погиб при атаке во время нашей свадьбы, и, думаю, теперь Мэйвен предпочтет держать остальных родственников по материнской линии на расстоянии – если они вообще еще живы.
Руаяль, наш дворец, представляет собой огромную спираль. В нем есть свои каналы и акведуки, вода льется из многочисленных фонтанов и каскадов. Одни струи дугой изгибаются над дорожкой, другие журчат под землей. Зимой они, по большей части, замерзают, и дворец украшается ледяными скульптурами, которые не под силу создать человеку. Храмовые священники гадают по льду в дни пиров и праздников, чтобы узнать волю богов. Обычно боги изъясняются загадками и оставляют свои послания там, где их видят только избранные.
Королю-поджигателю, главе государства, которое недавно с нами враждовало, требуется немалая смелость, чтобы войти в главную твердыню Озерного края, однако Мэйвен делает это без колебаний. Можно подумать, что он не знает страха. Что мать лишила его слабостей. Но это неправда. Во всем, что он делает, я вижу страх. В основном страх перед братом. Страх – потому что Бэрроу выскользнула у него из рук. И, как все в нашем мире, Мэйвен
Мы приближаемся к величественным воротам, выходящим на залив; по обе стороны от них – стражи и водопады. Охранники кланяются маме, когда она проходит мимо, даже вода слегка рябит, подчиняясь ее огромной силе. За воротами – мой любимый двор; огромное, тщательно ухоженное буйство синих цветов. Розы, лилии, гортензии, тюльпаны, гибискус… лепестки всех оттенков, от фиолетового до индиго. По крайней мере, они должны быть синими. Но цветы, как и моя семья, тоже скорбят.
Их лепестки стали черными.
– Ваше величество, могу ли я попросить мою дочь присутствовать в храме? Как требует наша традиция.
Впервые за утро я услышала мамин голос. Она обращается к Мэйвену официальным тоном и на языке Норты, чтобы у него не было повода неверно истолковать ее просьбу. Говорит она лучше, чем я, почти без акцента. Сенра Сигнет – умная женщина, у которой дар к языкам и к дипломатии.
Она поворачивается к Мэйвену с выражением равнодушной учтивости. Не подобает стоять к королю спиной, когда просишь его о чем-нибудь. «Даже если речь идет обо мне, ее дочери, живом человеке с собственной волей, – думаю я, и во рту у меня становится кисло. – Но нет. Мэйвен выше тебя рангом. Теперь ты его подданная, а не мамина. Ты будешь делать, как он захочет. Во всяком случае, на людях».
Я не намерена ходить на поводке.
К счастью, в присутствии моей матери Мэйвен не отзывается пренебрежительно о религии. Он натянуто улыбается и неглубоко кланяется. Стоя рядом с ней – седой, увядающей, – он кажется еще моложе. Неопытнее. Зеленее. Хотя это, конечно, иллюзия.
– Мы должны чтить традиции, – говорит он. – Даже в трудные времена. Ни Норта, ни Озерный край ни должны забывать, кто они такие. Возможно, именно это спасет нас в конце концов, ваше величество.
Он говорит гладко, его слова текут, как сироп.
Мама показывает зубы, но глаза у нее не улыбаются.
– Возможно. Идем, Айрис, – говорит она, подзывая меня жестом.
Если бы не правила, я бы схватила ее за руку и побежала. Но правил много, и я иду мерным шагом. Даже слишком мерным. Я следую за матерью и сестрой мимо черных клумб, по синим коридорам, в священное место – личный храм королевы в Руаяле.
Это уединенное святилище, примыкающее к королевским апартаментам, вдали от гостиных и спален. Всё как положено. В середине маленькой комнаты журчит невысокий фонтан. Полустертые лица с невнятными чертами, одновременно чужие и знакомые, смотрят со стен и с потолка. У наших богов нет ни имен, ни иерархии. Их дары хаотичны, слова скудны, кары непредсказуемы. Но они всюду. Их присутствие ощущаешь постоянно. Я ищу свое любимое лицо – неопределенно женское, с пустыми серыми глазами. Оно отличается от остальных лишь изгибом губ (возможно, это просто вмятинка в камне). Как будто богиня понимающе улыбается. Она утешает меня даже теперь, в день отцовских похорон.