ШТОРМ. За бурей не всегда приходит рассвет
Шрифт:
Ментальный посыл был силен. Не зря говорят – надежда умирает последней. Не прав тот, кто сказал, что страх – самое сильное чувство. Он, бесспорно, самый древний, но где обитает страх, там и живет надежда…
Одиннадцатый среагировал слишком поздно. Все же человеческое в нем еще что-то было и, заключенный в тело монстра подросток, не смог не преминуть возможностью искупаться в лучах славы. Он победил самого опасного противника! Доказал, что он – самый здесь сильный! Что пришло его время! Что нет больше никого лучше него! Он – номер один! Самый-самый! Но… Гордыня – смертный грех и не просто так. Она застилает
Одиннадцатый попытался обернуться, но гипертрофированные шейные мышцы не дали ему возможность посмотреть себе за спину. Точнее на нее… А ведь если бы он смог, если бы увидел… То наверняка бы не досчитался одной из стеклянных колб-пробирок с золотистой жидкостью.
– Ну чо, - слыша, как дыхание противника на миг сбилось, простонал Кнехт, вознося руку над грудью. – Попробуем твое штырево…
Леха не успел. Куда там… Лапища с зажатой в ней шприц-колбой метнулась вниз слишком быстро. Инъектор проткнул ткани в ране и выплеснул все свое содержимое. Золотистый стимулятор практически мгновенно, в два удара огромного сердца достиг сперва его, затем устремилась по крупным артериям и венам, дошел до мозга и…
Это было похоже на сияние тысяч солнц. Он по-прежнему был лишен зрения, в привычном его понимании, но то, что он видел теперь внутренним образом, было куда лучше. Он видел всё. И всех. Время замерло. Невидимые обычному глазу золотистые нити вырвались из его тела и устремились по сторонам, окутывая и опутывая пространство словно пальцы. Вот изгибы местности. На нем сперва не ровными волнами, затем буграми, затем контурами прорисовались люди. Точнее их тела. Эти вот уже мертвые - они темные и холодные. Те, еще живые - яркие, теплые, а вон те уже не мертвые и не живые. Пограничные. Люди, оплетенные золотистыми лучами-дорожками, словно паутиной гигантского паука, походили на веретенца. Там где у них была грудь и голова – шире. А к ногам – уже и тоньше. Чем больше в них было жизненной силы, тем нити между ним и веретёнцами становились плотнее. Одно, два три… Десять. И вот уже он чувствует, как его тело наполняется силой. Их силой. Их жизнью… Звуки стали громче. Сперва они имели отзвук. Эхо. Затем проявился цвет. Да. Звуки стали цветными. Вот от самого большого веретена, двигающегося к нему, судя по всему – Лехи, исходят волны ярко-алого цвета – гнев и ненависть. Вот появились синеватые всполохи – это страх. А вот и черная рябь промчалась – ужас…
Все вокруг стало нереальным. Другим. И тут Николай понял, что и он стал другим. Напряжение внутри росло. Сила рвалась наружу. Как несдерживаемый порыв тошноты. Она распирал его изнутри, жаждя разорвать. И он отпустил ее. Дал волю. Потому что больше уже сделать ничего не мог. Это был его последний шанс. Сам бы он никогда Леху не победил. Был бы он здоровее. Был бы отдохнувшим... Но ах, эта частица "бы"... Все что он успел сделать, это увидеть где-то там, впереди и внизу ярко зелено-синюю, почти лазурную искорку - цвет любви и надежды. Он изо всех сил попытался подумать о том, что ему нужно спасти ее, закрыть своими огромными, сильными руками и унести как можно дальше, не причиняя ей вреда. Эту мысль он попытался запомнить навсегда. Было страшно забыть, ведь память об Алисе –
***
И создал Бог мир. И сказал, что это хорошо… И явился он человеку, созданному по его подобию и сказал…
– Кнехт, я твой отец…
И противиться его слову человек не мог. Ибо отец есть его создатель. Его Бог, его Всё. Зверь и живые липкие, черные путы отступили под натиском света, покорно опустив головы.
Теперь частичка Бога в нем повелевала им. И она требовала отринув тьму и мрак, полностью отдаться свету. И он это сделал. Отдав себя в полное правление Богу, смерено отступив в сторону.
Теперь его путь завершен.
***
Одиннадцатый не успел совсем чуть-чуть. Буквально еще секунда, две и он бы остановил его… Но... Понял он это как-то резко и отчетливо.
Это было похоже на удар набата. Мир словно вздрогнул. По пространству прошла рябь, пронизывая все на своем пути. И все, чего оно коснулась, как-то неуловимо изменилось.
Противник вскочил слишком резко. Словно не был только что избит до полусмерти. Словно не умирал, теряя последние капли жизни с кровью…
– Я пел о том, что всегда есть дорога на свет.
Я пел другим о любви, побеждающей всё.
Но где она, когда кажется, что выхода нет?
Когда я сам уже не верю в неё…
Мир светился мириадами тончайших струнок и искорок. Все казалось не реальным и настоящим одновременно.
Десятый открыл глаза. Время вокруг было каким-то медленным и тягучим. Даже воздух вокруг при движениях создавал сопротивление, словно он купался в прозрачной воде. Снежинки зависли, словно в клее. Даже свет, казалось, тёк, словно жидкое стекло, задевая светящиеся струны…
Чувства обострились еще больше. Он ощущал мир каждой клеточкой своего тела. Он и был тем самым миром!
Яростный и злой враг приближался.
Десятый оскалился.
Божественная сила наполнила тело. Теперь его ничто не могло остановить. Он может все!
Одиннадцатый вздрогнул, на мгновение покачнулся, ощутив сильнейший ментальный удар. Если бы не искусственно погашенное чувство страха, он бы, наверное, попятился. Но он не мог отступить. Таким его воспитали. Таким его сделали.
Время начало ускоряться. Эйфория от нового стимулятора прошла. Десятый повел могучими плечами. Кажется, он стал еще больше.
В один рывок гигант поднялся, сбросив с себя растерянного противника. Их роли поменялись. И теперь Он тут Номер один!
***
Час катастрофы.
Окрестности военной базы РФ «Полярка»
– Сажай! – Петров стиснул зубы. – Не могу я так… Надо ему помочь…
Слова вырвались сами собой. Мысли окончательно сформировались в голове.
– Сажай тут!
Майор не подчинился.
– С хрена ли, - продолжал он упорно вести свой вертолет дальше, косясь на зеркала заднее-боковой полусферы слева по борту.
– Сажай, говорю!
Капитан встал, демонстративно сдернул пальцем предохранитель автомата до упора вниз, навел ствол на пилота.
– Са-жай! Мы выходим!
Чернова вздрогнула.
– У нас там гости… Валите тогда шустрее… - пожал плечами майор.
Машина, повинуясь движению штурвала, медленно наклонилась и начала снижаться. Двигатели покорно снизили обороты, шасси мягко прыгнули по поверхности.