Штормовое предупреждение
Шрифт:
– Да ты достал…
Впрочем, несмотря на этот упомянутый им самим фактор, он взглядом проводил обоих до двери, и даже после того как они скрылись в коридоре, смотрел вслед, думая о чем-то своем.
– Слыхал? Ты его достал, – со смехом кивнул через плечо Блоухол. – Это что-то опасное?
– Нет, не думаю.
– А он тебя не достал?
– О чем ты? – Ковальски рассеянно открыл дверь, пропустил вперед собеседника на его кресле и вошел следом, затворяя ее за своей спиной.
– О Шкипере, конечно. И о его поведении. Мне всегда было интересно, как вы его терпите: как по мне, он невыносим.
–
– Нет, не отвечай на это. Я примерно представляю, в чем дело: Прапор его всегда прощает, Рико ему предан, как собака, а тебе индифферентно.
– Нет.
– Нет?
– Нет.
Блоухол остановил кресло у стола, штурмуя слишком толстый ковер. Справился с этим препятствием и развернул свою коляску к лейтенанту.
– То есть, ты не возмущаешься не потому, что просто терпишь?
– Шкипер работает в этом деле дольше меня. Его история длиннее. И до нас он много с кем работал.
– Ну, это и так само собой понятно…
– И его подводили его товарищи по команде. Ты разве никогда не слышал, как он говорит, дескать: “Друг – это враг, который пока не ударил”?
– Кажется, слышал.
– Так ты что думаешь, он из цинизма так говорит?
– А нет?
– Нет. Он хорошо знает, каково это: когда тебя подставляют свои. И опасается доверять людям, предпочитает держаться настороже.
– Так уж сколько лет прошло, ты сам говорил!
– Некоторые уроки не забываются так просто. Да и потом, к нам он уже изрядно попривык. Хотя он продолжает ходить куда-то в одиночку, а Рико всякий раз переживает, будто слабая нервами мамаша за свое подгулявшее чадо. Наматывает круги и успокаивается, только когда Шкипера приносит домой под утро. А тот знает, что мы переживаем, но все равно завязать не может. Есть вероятность, что не сможет и вообще никогда.
– Член команды, который его подвел – под ним ты подразумеваешь Ганса?
– Ганса в том числе. Ганс – это тяжелый случай. Но ведь ты сам с ним знаком, видел.
– Мы пересекались ненадолго. Как и с Паркером. Мне иногда нужно было прибегать к услугам силовиков, а мои «крабы» для этого не годились: они привыкли к командной работе. А ситуация, бывает, требует одиночек.
– Ганс тоже не так просто пережил то, что их со Шкипером пути разошлись. Не вдаваясь глубоко в эту историю – там оба были хороши. Теперь один зачислен в террористы, а второй не имеет права на въезд в Данию.
– Думаешь, после той истории Гансу туда дорога открыта?
– Я несколько раз пытался добраться до их личных дел и уничтожить их, но это не так просто. В Форт Нокс проще пробраться, чем в скромное иностранное посольство…
– Да, я встречал эту историю про плеер. В чем был фокус? Форт Нокс нельзя же было открыть плеером!..
– Про электронные бомбы слышал?
– И как только тебя с кафедры отпустили в свое время…
– А кого я спрашивал?
– Тоже да. Меня вот долго отпускать не хотели, так я и не уходил. Пока не состряпал себе липовое медицинское предписание и по нему не отправился в «оздоровительный вояж». Очень удобно. Наверное, если вернусь, обратно возьмут… Если твой шеф им не растрепал, кто я и чем на досуге занимаюсь…
– Зачем бы ему? – искренне удивился Ковальски, усаживаясь за стол и придвигая стул. Колени его немедленно
– Да, – прокомментировал это событие Блоухол. – Как говорил кто-то из писателей: “Что поделать, мир заточен под очень средних людей”…
– Незачем, – сам себе между тем ответил лейтенант. – Если ты туда идешь изобретать всякие нужные вещи, вроде твоей недавней идеи насчет маглева, то, по-моему, это хорошо.
– Где привычная зависть в голосе? Где причитания о том, что мне всегда достается все лучшее?
Ковальски подпер острый подбородок кулаком и задумчиво поглядел на собеседника.
– Скажи, – произнес он, – что сделать сложнее: зажечь костер от зажигалки или от батарейки и куска фольги?
– Ну ты спросишь, второе, конечно же!
– Вот тебе и ответ.
– Что-то не улавливаю.
– Один мой хороший друг мне как-то сказал интересную фразу: “Если ты понимаешь принцип, ты понимаешь всю науку”. Я стремлюсь к тому, чтобы понимать принцип. А его сложнее понять, когда у тебя есть хороший инструментарий. Мозг расслабляется, привыкает решать задачи только определенного уровня. Серьезно, чего напрягаться, подготовительная работа не нужна.
– Так… Ты ведешь к тому, что тебе этот неведомый мне герой изложил сию теорию, и ты резко так осознал, что нет счастья в тридцати двух ядерном процессоре?
– Есть, конечно. Но это не самое большое счастье в лаборатории. Я люблю сложные игрушки, но те, которые собрал не я, – просто забава на пару дней. Над своими всегда работаешь, доводя до ума.
– Это правда, – согласился Блоухол. – От моих… игрушек ничего не осталось, даже чертежей. И я не знаю, как теперь собрать их, с какого бока браться, и надо ли их собирать вообще – тоже не знаю.
– А это, я считаю, первостепенный вопрос. Если что-то надумаешь, скажи мне, ладно?
– Скорее всего, скажу, – с сомнением протянул Блоухол. – А может, нет. Еще не знаю, честно. Пока что я просто не понимаю, что произошло и как жить дальше. Это все равно, что у вас отобрать базу и оружие: чему вы себя посвятите?
– О, Френс, это вопрос не риторический. Работы везде хватает. Мы и в экспедиции нанимались, и спасателями летом подрабатывали, и бодигардами ходили. Было бы желание.
Блоухол посмотрел куда-то в сторону – возможно, что и в окно, хотя по взгляду было больше похоже, что куда-то в будущий месяц.
– Не знаю, – повторил он. – Не знаю…
====== Часть 10 ======
Вечером, перед ужином, ее позвали играть в карты. Дескать, одно место освободилось. А освободилось оно по той причине, что между бриджем в компании сослуживцев и спором азартным шепотом с Блоухолом над каким-то чертежом Ковальски выбрал последнее. И вот, теперь Марлин сидела за столом, затиснутая между твердокаменным плечом Рико и диванным быльцем, и рассматривала свои карты. Пары разыграли по жребию, и теперь она ума не могла приложить, как будет договариваться в ходе игры с доставшимся на ее долю напарником. Но сосредоточиться на игре и без того было сложно – ее драгоценные кузины затеяли на кухне печь пирог и теперь тараторили словно две сороки – в гостиную доносились обрывки сказанных ими фраз. Обе они, как обычно, говорили одновременно, перебивая и дополняя друг друга...