Штормовой день
Шрифт:
— Ну, что вам предложить? Кофе? Чай? Шоколад? Бренди с содовой?
— Можно кофе?
— Два кофе немедленно!
Он стал орудовать за прилавком — налил воды в чайник, зажег газ. Пока он доставал поднос и чашки, я подошла к окну и, встав на скамейку коленями, стала глядеть на бушевание ветра внизу на улице, на брызги, летевшие с набережной, когда волна разбивалась о парапет. Шхуны в гавани прыгали на волнах, как обезумевшие поплавки, а огромные серебристые чайки кружили над кренящимися мачтами, и крики их
История нашего знакомства с Джоссом насчитывала всего несколько дней, но я уже наблюдала его во всевозможных настроениях. Я знала, что он умеет быть очаровательным, но способен проявлять упрямство, злость, даже откровенную грубость. Было нетрудно представить его себе страстным и яростным любовником, но воображать его с Андреа было омерзительно.
Внезапно он поднял глаза и встретился со мной взглядом. Я смутилась, как будто он мог прочитать мои мысли, и поспешила сказать:
— В хорошую погоду здесь, наверное, чудесный вид из окна!
— До самого маяка видно.
— Летом, должно быть, здесь похоже на заграницу.
— Летом здесь похоже на станцию метро «Пикадилли» в час пик. Но длится это всего два месяца.
Он вышел из-за стойки, держа в руках поднос с дымящимися чашками кофе, сахарницей и молочником. Пах кофе чудесно. Ногой он выдвинул длинную скамейку и, поставив на один ее край поднос, сам сел на другой. Таким образом, мы оказались друг напротив друга.
— Мне хочется узнать, как вы провели вчерашний день, — сказал Джосс. — Где были помимо Фальмута?
Я рассказала ему о Сент-Эндоне и маленьком пабе у самой воды.
— Да, я слышал о нем, но никогда там не был. Хорошо пообедали?
— Да. И было так тепло, что мы сидели на террасе и грелись на солнышке.
— Ну, берег-то южный. А потом что было?
— Ничего не было. Мы вернулись домой.
Он передал мне чашку с блюдцем.
— Элиот отвез вас в Хай-Кросс?
— Да.
— И показывал гараж?
— Да. И дом Молли.
— Как вы отнеслись к этим элегантным и заманчивым машинам у него в гараже?
— Так и отнеслась. Как к элегантным и заманчивым.
— Был там кто-нибудь из парней, что на него работают?
Он спросил это с таким деланным безразличием, что я насторожилась.
— Кто вас интересует?
— Морис Тетком был?
— Джосс, вы не кофе пить меня пригласили, да? А чтобы все у меня выведать?
— Нет-нет. Не буду. Обещаю. Просто мне было интересно, правда ли, что Морис работает у Элиота.
— А что вам известно об этом Морисе?
— Только то, что он подонок.
— Он хороший механик.
— Верно.
— Если он так бесчестен, почему он не в тюрьме?
— Он был там. Недавно вышел.
Такой ответ меня обескуражил, но я храбро продолжала пикировку, говоря уверенно, хотя уверенности не чувствовала.
— И откуда вы знаете, что он порочен?
— Потому что в один прекрасный вечер повздорил с ним в пабе. Мы вышли, и я ткнул его кулаком в нос, и мне еще повезло, что я нанес удар первым, так как при нем был нож.
— Зачем вы мне все это рассказываете?
— Но вы ведь спросили. Если не хотите знать чего-то, не задавайте вопросов.
— Ну и что мне теперь с этим делать?
— Да ничего не надо делать. Абсолютно ничего. Напрасно я об этом заговорил. Просто я слышал, что Элиот взял его на работу, и надеялся, что это не так.
— Вы не любите Элиота, правда?
— Не то чтобы не люблю и не то чтобы люблю. Я к нему не имею касательства. Но вот что я вам скажу: он выбирает себе плохих друзей.
— Вы имеете в виду Эрнеста Пэдлоу?
Джосс бросил на меня взгляд, в котором сквозило невольное восхищение.
— Могу сказать, что даром времени вы не теряли! Молодец! Вы уже в курсе дела!
— В курсе, потому что видела этого Эрнеста Пэдлоу с Элиотом в тот вечер, когда вы угощали меня в «Якоре».
— Точно. Еще один проходимец. Дать ему волю, он весь Порткеррис изроет бульдозерами и превратит в машинную свалку. Ни одного дома не оставит! А нам придется лезть на холм и жить в его идиотских курятниках, которые через десять лет начнут протекать, крениться, трескаться и оседать.
На этот взрыв эмоций я ничего не ответила. Я пила кофе и думала, как бы было хорошо, если бы наш разговор не сворачивал то и дело на какие-то местные застарелые вендетты, не имеющие ко мне ровно никакого отношения. Надоело слушать, как люди, к которым я расположена, поносят других.
Я прикончила кофе, поставила чашку и сказала:
— Мне пора возвращаться.
Джосс, явно пересиливая себя, извинился:
— Простите.
— За что?
— За то, что вспылил.
— Элиот мне кузен, Джосс.
— Знаю. — Он потупился, вертя в руках чашку. — Просто, сам того не желая, и я оказался втянутым в местные дела.
— Только не надо обрушивать все это на меня.
Взгляды наши скрестились.
— Я не на вас сердился.
— Знаю. — Я встала. — Мне пора, — повторила я.
— Я вас отвезу.
— Это совершенно лишнее…
Но он, не обращая внимания на мои протесты, лишь снял с крюка мою куртку и помог мне одеться. Я натянула на уши мокрую шапку и подняла свою тяжелую корзинку.